Керосин тоже приходилось экономить, его привозил Марте Пако, причем из Икитоса, потому что в Орельяне даже не знали, что это такое. Там в ходу был один бензин. Между тем Пако ездил в Икитос раз в месяц, а значит, надо было экономить. Тем более заливать древнюю керосинку бензином друг-инженер Марте категорически запретил.
Керосинку хозяйка использовала только два раза в сутки – чтобы кипятить воду: изредка для кофе, а чаще для чая. Или, точнее, настоя на каких-то местных травах, который Марта упорно называла чаем, хотя пах этот напиток, на мой взгляд, довольно подозрительно. Обедала же Марта нерегулярно, когда вождь приглашал ее как почетную гостью на местный «банкет» по поводу удачной охоты. А так и она, и вся деревня обычно жила впроголодь. Немного овощей давал небольшой общий огород, а остальную еду – в основном бананы – племя собирало по берегу протоки. Кое-чем помогала и cама протока, рыбы там было не очень много, но все же.
К постоянному недоеданию индейцы и Марта приноравливались по-разному. Индейцы жевали листья коки. Поблизости от деревни ее найти было трудно, поэтому запасы коки здесь берегли примерно так же, как Марта свою керосинку. Впрочем, немка коку жевать при всем уважении к индейским традициям не хотела, поэтому, чтобы убить аппетит, нередко жевала какую-то другую местную травку, которую почему-то считала съедобной. Я пробовал – не понравилось. Впрочем, голод не тетка. «Я как старая лошадь, – шутила Марта, – мне и капельки овса на дне мешка достаточно, я же не на ипподроме бегаю».
Попугаю было, понятно, легче, он всегда находил для себя что-нибудь съедобное в соседних кустах.
Куда больше Марту волновали неполадки с радиостанцией, которая, хотя и работала на очень мощном аккумуляторе, тем не менее периодически требовала, чтобы этот аккумулятор подзаряжался, а с бензиновым электромотором, как она выразилась, «у нее очень сложные отношения». И инструкция по эксплуатации Марте ничуть не помогала. Это с гуманитариями обычное дело. Я и сам такой, поэтому в деле с электромотором помочь, конечно, не мог, но у нас, к счастью, был Боб, который починил движок за пять минут.
Обычно, когда аккумулятор в радиостанции садился, а движок ей не подчинялся, Марта грузила аккумулятор с помощью индейцев на каноэ Пако и везла в Орельяну.
– Если бы не эта проблема, – как-то призналась она, – я бы забралась в сельву намного глубже. Здесь все-таки пограничная зона между цивилизацией и настоящей сельвой. А я мечтала о первозданной дикой природе и диких индейцах.
Мы вежливо промолчали, но, переглянувшись с Бобом, подумали об одном и том же: нам с ним, да и Джерри, и местной дикости хватало вполне.
К припасам, которые мы вывалили из своих рюкзаков – а там еще оставались мясные консервы, гороховый суп, лапша и настоящие чай и кофе, – Марта отнеслась как к немыслимому богатству. И ужин, приготовленный Бобом на костре возле дома, чтобы не жечь драгоценный керосин, показался ей изысканным пиром.
За ужином мы подробно поговорили и о наших делах, о которых Марта в целом уже знала из письма Мигеля. О кошачьем когте ей, разумеется, было известно, но поклонники из соседнего племени навещали ее редко, так что Мигель слегка преувеличил возможности своей знакомой.
Ситуация складывалась для нас снова безнадежная. Коготь находился где-то рядом, но ухватить его мы не могли. Выручил Пако, ставший для нас в последние дни палочкой-выручалочкой. Индеец с испанским именем и ростом, которого мы также позвали на ужин, до этого все время скромно молчал, но тут вдруг заговорил, предложив свои услуги:
– Где именно кошачий коготь я не знаю, но поискать можно.
Мы тут же согласились, не сидеть же нам без дела в ожидании друзей Марты, еще неизвестно когда они пожалуют.
– Будем считать это разведкой, – бодро согласился я.
Боб и Джерри хмуро переглянулись, явно не одобряя моего энтузиазма – бесцельно бродить по сельве оба считали верхом глупости, – но возражать не стали.
Выступить решили на следующий день. А Марта нам клятвенно обещала, что, если вдруг появятся ее знакомые, она задержит их до нашего возвращения.
