Доктор был уверен: если мы доберемся до этой Марты, она нас точно сведет со своими поставщиками. А проводить к ней сможет его постоянный пациент – ему как раз травы не помогают, и он раз в месяц обязательно приезжает к Мигелю на прием. Через пару дней, прикинул доктор, пациент должен появиться: у него кончатся лекарства.
Все это звучало многообещающе, поэтому я сразу же поручился, что веру в светлое будущее обеспечу – русским к этому не привыкать. Со змеями труднее, но постараемся на короткое время полюбить и их.
Обменявшись информацией, мы с Бобом задумались над тем, какой же из двух вариантов предпочтительнее. То не было ничего, а тут приходится выбирать. Наконец решили пока не пороть горячку, а на следующий день еще раз поговорить с колдуном.
Бобу я, конечно, доверял полностью, но все же хотелось, прежде чем принять окончательное решение, посмотреть на господина Чоко поближе.
Колдун, как оказалось, живет фактически за пределами Икитоса – прямо на берегу Амазонки, примерно там, где туристическая сельва начинает постепенно переходить в сельву настоящую. И как только Боб успел за один день и у контрабандистов побывать, и до колдуна добраться, не представляю. Машина, которую мы взяли в Икитосе, ехала до дома шамана часа полтора.
Прежде чем войти в убогую хижину – типичное для этих мест строение на сваях, – Боб придержал меня за руку.
– Забыл предупредить, – тоном, не обещавшим ничего хорошего, заметил он, – ты там руками, ради бога, не размахивай. Каморка обычная, но заставлена сверху донизу всякими склянками, а главное, соломенными ящиками. В ящиках – ядовитые змеи, Чоко их яд в свои лекарства добавляет. И еще там прыгает жаба – любимица колдуна. Насколько я понял, эта красавица как раз из тех жаб, что выделяют наркотические вещества. Видимо, колдун и сам не брезгует ее дарами, и пациентов иногда с ее помощью охмуряет. Очень рекомендую смотреть под ноги. Угробишь любимицу Чако – не видать нам от него никакой помощи, да еще, чего доброго, разозлится и выпустит на нас своих змей. Колдуна-то змеи уже знают, а мы чужаки.
Сказать, что слова Боба прозвучали ободряюще, не могу, но в хижину дяди Чоко я все же вошел. Все выглядело именно так, как и описал Боб. Забыл он лишь одну небольшую, но впечатляющую подробность – посреди всего этого хаоса с потолка на веревках свешивались три маленькие человеческие головы с какими-то немыслимо длинными волосами. Уже позже я узнал, что во время приготовления этого «продукта» черепа удаляются, кожа, натянутая на деревянный каркас, значительно уменьшается в размерах, а волосы какими были, такими и остаются. Поэтому-то каждая голова и была такой волосатой. Как потом небрежно заметил в разговоре Чоко, увидев, что мы опять уставились на его «сувениры», – это все «ошибки молодости», которыми он дорожит, потому что они навевают воспоминания.
Вероятно, приятные – иначе бы выбросил.
Не знаю, что звучит лучше, «шаман» или «колдун», но в принципе я понял, что, называя нашего друга Пабло шаманом, а Чоко – колдуном, Боб постарался как мог подчеркнуть разницу между ними. При всех своих шаманских штучках Пабло был все-таки совершенно современным человеком, а Чоко, хотя и жил рядом с цивилизацией, не желал иметь с ней ничего общего.
Устроившись на границе сельвы и города, колдун вел с этой цивилизацией пограничные бои, представляя собой арьергард природной дикости. Если вера Пабло умудрялась как-то гармонично сочетать в себе и Христа, и древние божества инков, то вера Чако покоилась исключительно на тех мифах, что породила дикая сельва. Да и сам вид колдуна не предвещал ничего хорошего. Сплошь татуированное тело, набедренная повязка, какая-то кость в носу и жутковатое под слоем растительной краски, какое-то прокопченное лицо с горящими наркотическим огнем глазами.
Впрочем, Чоко вполне прилично изъяснялся на испанском и был с нами, надо признать, вежлив. Во всяком случае, жабу, которая тут же появилась из хаоса и попыталась вскочить мне на колени, он решительно шуганул, прекрасно понимая, что ее близость не доставит мне большой радости. Не было и попыток нас напугать. Наверное, Чоко понимал, что и его внешний вид, и обстановка хижины, не говоря уже о человеческих головах, произвели на нас и без того сильное впечатление.
