Это, кстати, далеко не первый случай, когда он вот так вот совался ко мне со своими разговорами. Не знаю, он то ли чувствовал передо мной вину – все-таки сдал меня властям, да и теперь вот стал тюремщиком, то ли просто нуждался в собеседнике, поскольку людей из числа своей национальности имел всего одного – пожилого и вечно озабоченного Абрашку, в голове которого, как я успел заметить, вертелись только цифры и возможная прибыль.
Ицхака же помимо доходов – не иначе как давала себя знать пытливая натура, отягощенная обучением в Неаполитанском университете,- тянуло еще и на философию. С моим металлургическим его университеты, конечно, не сравнить, но поговорить с человеком можно, особенно когда нечего делать.
А может быть, я себе просто безбожно льщу, и на самом деле основная, и как знать, не исключено, что единственная причина повышенного внимания таилась вовсе не в жутчайшем обаянии моей персоны, а в том, что красовалось на моем пальце? Во всяком случае, когда Ицхак впервые увидел перстень на моей руке, он так и впился в него глазами. Если бы они могли есть, то плакало бы мое украшение. Он и жевать бы его не стал – так и проглотил бы за один присест. Да и потом, когда немного успокоился и перестал откровенно пялиться, нет-нет да и скашивал на него горящие от вожделения глаза.
Но от вопросов относительно перстня, он, как ни странно, воздерживался. Единственное, что спросил, так это откуда у меня такая драгоценность. Я ответил, не вдаваясь в подробности, что это подарок моей нареченной, которую хочу разыскать и жениться на ней. Ицхак кивнул и больше к этой теме не возвращался. Как отрезало. И ведь чувствовал я, что разбирает его любопытство, да еще какое, но купец держался стойко, не поддаваясь соблазну.
Приметил я и еще одно. Именно после того, как он увидел перстень на моей руке, появляться подле меня купец стал гораздо чаще. Часа не проходило, чтобы он не подошел с каким-нибудь невинным пустячным предложением или вопросом. Я тоже не возражал против этого налаживания контактов, поэтому уже во второй вечер, когда он в очередной раз что-то у меня спросил, сумел изрядно заинтересовать почтенного купца, и наша с ним беседа продлилась чуть ли не два часа. А чего еще делать на воде? Способствовал сближению и возраст – нам с ним, скорее всего, было либо одинаковое количество лет, либо плюс-минус год, от силы два.
Болтали о разном. Власть на Руси и уж тем паче критика ее действий – темы табу, ну а все остальное – сколько угодно. Ицхак при этом все время старался прощупать меня, а под конец, видать, отчаявшись, ну и осмелев тоже, выдал чуть ли не прямым текстом: мол, удивительно ему, как это я вышел живым из Разбойной избы, да еще на своих двоих, то есть невредимым. Я недолго думая тут же ответил:
– Не только мне одному повезло. Сдается, что мы оба отделались легким испугом.
– Я видоком был,- не отступал купец,- Конечно, им тоже иной раз достается, но все полегче, чем тем, кого подозревают в лихих делах.
– А я,- говорю,- не только видок, но и пострадавший. Потому меня и разыскивали, чтоб про злодейства татей поведал.
Подозрения купца вроде бы рассеялись, но не все. На другой вечер Ицхак в ходе нашей беседы, рассказывая о распоряжении подьячего относительно меня, как бы мимоходом выдал:
– Voule vederli subito(Приказал доставить немедленно) .- И уставился на меня в ожидании ответа.
Скорее всего, загадочная фраза была на итальянском, но что именно – пойди пойми. Пришлось неопределенно пожать плечами и напустить на лицо эдакую многозначительность.
– Нуда, – после недолгого колебания невозмутимо заявил я,- Он такой.
Попал или нет – не знаю, но вижу, купец не унимается. Рассказывая о себе, он упомянул, что в настоящий момент попал в situazione senza soluzione. Знакомое, хоть и порядком искаженное слово «ситуация» чуточку помогло, и я глубокомысленно заметил:
– Ситуации бывают разные, но, как правило, они всегда далеко не такие тяжелые, какими мы их представляем.
Но на третьей фразе, когда Ицхак заметил, грустно улыбаясь: «Zwei Seelen wohnen, ach, in meiner Brust…», я не выдержал, решив «расколоться» и пояснить:
