Но я ошибался. Она умела радоваться. Умела быть безмерно счастливой и бесконечно несчастной. Она была живой, настоящей… А не глянцевой картинкой из детской книжки про ангелочков.
Она любила сливочный пломбир с шоколадной крошкой и мягкие пушистые шали, долго спала по утрам, обожала слушать невероятные истории из моей «серой» жизни, верила всем выдумкам, которые я сочинял ради нее, но физически не переносила расчетливую наглую ложь. Она была сильной и беззащитной, мягкой и решительной, одинокой и любимой всеми, у нее не было семьи, постоянного дома, постоянных друзей, и у нее был весь мир. Ее не терзали сомнения, разочарования, бессмысленные иллюзии, в ее душе постоянно горело ровное сильное пламя любви ко всем, кто ее окружал. Не знаю, можно ли причинить боль ангелу, мне казалось, что Элос никто никогда не обижал.
С ней было очень хорошо и одновременно мучительно… для меня. Чем больше времени я проводил с этой «девушкой», тем сильнее чувствовал, какие мы разные. Может быть даже — совсем чужие. И вряд ли я имею право любить ее.
Но ее нельзя было не любить. Покажите мне человека или нечеловека, который оказался бы равнодушен к ангелу! Я хотел защищать, оберегать, баловать ее, хотя она была совсем не такой хрупкой, как мне представлялось. Я хотел, чтобы она была счастлива! Но разве может быть счастлив ангел с «серым» — получеловеком с нестабильной внутренней силой, которая проявляется в мгновения бешеной ярости или во время приступов такой же бешеной любви…
Не знаю, что она думала обо мне и вообще нуждалась ли в моем обществе. Наверное, другой ангел понял бы ее лучше, но я старался. Сдерживал свои естественные желания, был внимательным, деликатным, заботливым. Я любил ее, но никогда не признавался ей в этом.
Еще одной страстью Элос были книги. Вернее, знания, которые она могла из них получить. По-моему, это единственная потребность ангелов — самосовершенствование, а еще получение и хранение накопленной мудрости. Элос знала очень много, казалось, что в ее милой головке умещается огромная библиотека (а может, и не одна). Не получая долгое время новых знаний, она начинала скучать, тосковать и беспокоиться. Словно теряла смысл своего существования. Поэтому для меня стало привычным сопровождать ее в книгохранилища, магазины раритетов и прочие библиофильские заведения. И пока Элос с упоением рылась на полках в поисках новых, еще не изученных свитков, я был рядом.
Однажды она увлеклась особым разделом философии, о котором было написано всего несколько книг в мире, и в их поисках мы путешествовали от одной библиотеки к другой. На моей ступени развития уже не нужно было задумываться о том, где взять средства к существованию. Кошелек мой всегда был полон, свободного времени сколько угодно, так почему не доставить любимой девушке удовольствие…
Две книги мы нашли, но в каждой из них все интересующие Элос главы были безжалостно вырваны.
— Тэн, как ты думаешь, что это значит? — озабоченно спросила она, разглядывая изуродованный фолиант.
— Это ловушка, — не задумываясь, сочинил я. — Ты переходишь от одной книги к другой, но ни в одной нет нужных тебе сведений, только обрывки, которые интригуют все сильнее. И ты не можешь остановиться в своих поисках. Кто знает, куда они заведут и где окажется книга с целыми страницами. У кого.
Элос выразительно приподняла брови, сдержала улыбку и снова повернулась к стеллажам, а я заподозрил, что в этот раз моя фантазия меня подвела. И убедительность тоже. Она не поверила…
Неровная дорога нырнула в низину, и к стеклам машины стал липнуть белый туман. Мне пришлось снизить скорость и включить «дворники». Элос проснулась мгновенно, словно не спала вовсе, а только на несколько секунд закрыла глаза.
— Тэн, где мы?
— А черт его… — Я осекся, но тут же поправился: — В смысле, не знаю.
Теперь мы едва тащились. Я включил противотуманные фары, но дорога по-прежнему не просматривалась.
— Мне не нравится это место.
Приложив ладони к стеклу, она молча пыталась разглядеть что-нибудь за окном, но, видимо, безуспешно.
— У меня от этого места мороз по коже, — хмуро повторил я.
