Перо и скальпель. Творчество Набокова и миры науки - страница 49

. Возможно, Набокову было ближе по духу считать нерепродуктивные сексуальные влечения скорее врожденными, чем обусловленными причинной и психологической мотивацией. Необузданная сексуальность в жизни Кинбота, лишенная какой-либо цели помимо плотского удовольствия, отчетливо показывает человеческий культ чувственности, сексуального желания в полной изоляции от любых репродуктивных побуждений[140]. То, что нечто настолько основополагающее, как сексуальное влечение, может быть полностью оторвано от функции продолжения рода и эволюции, должно быть, поражало зоолога Набокова – специалиста по гениталиям бабочек! – особенно сильно[141]. На эту загадку он дает интригующий творческий ответ: вместо того чтобы показать эволюционную бессмысленность подобного варианта, Набоков пользуется случаем смоделировать переход из природы в сознание, когда «вдруг глаза у нас раскрываются» [ВДД], как выражается Годунов-Чердынцев-старший (подробно о ВДД см. главу 1).

В историях о Зембле, своем утраченном королевстве, Кинбот щеголяет и даже похваляется собственной сексуальностью. Мы понятия не имеем, в какой степени его фантазия соотносится с любой возможной реальностью; нам не дано знать, есть ли у его земблянских гомосексуальных похождений и формального брака с королевой Дизой хоть какая-то основа в «реальной» биографии персонажа, в противоположность его измышлениям. Насколько мы понимаем, Кинбот действительно ведет активную, хотя и мучительно сложную гомосексуальную половую жизнь во время пребывания в доме судьи Голдсворта. Приняв гомосексуальность Кинбота за диегетическую «реальность», так же как и его случайное знакомство с соседом-поэтом Джоном Шейдом, мы наблюдаем, как разворачивается очень странная история, в которой секс и сексуальность только сбивают с толку. Творение Кинбота – история Зембли и побега из нее короля Карла – во многих отношениях представляет собой tour deforce. Если на миг оставить в стороне сложную взаимосвязь между его историей, развивающейся в комментарии, и поэмой Шейда «Бледный огонь», мы сможем оценить драматичность, юмор, напряжение и пафос повествования Кинбота. Тем не менее само по себе оно вряд ли наделено признаками великого романа или длинной современной поэмы. Эта история не по-настоящему автобиографична (поскольку во внешней реальности романа Карл Ксаверий не существует как таковой), однако она создает то, что Шейд называет «блестящей выдумкой», которая занимает место «серого и несчастного прошлого» Боткина-Кинбота [БО: 225].

Кинбот пересказывает историю жизни Карла Ксаверия: первое осложнение в ней возникает, когда молодой принц становится королем и от него ждут женитьбы и рождения наследника. Женщины Карлу сексуально противны, и, несмотря на красоту своей жены Дизы и некоторые добросовестно предпринимаемые им самим усилия, он не в состоянии выполнить свою биологическую роль в продолжении династии. Исследователи возводят имя Дизы к названию орхидеи Disa uniflora, то есть «цветка богов», который король Карл приносит жене, навещая ее на Ривьере [Бойд 2015; ССАП 4: 670]. Как выяснил Д. Циммер, род Disa состоит в основном из орхидей, которые лишь изредка опыляются необходимыми для оплодотворения насекомыми, и поэтому многие особи в каждом новом поколении погибают, так и не дав потомства [Zimmer 2001: 147–148][142]. Таким образом, бесплодие Дизы помещено в биологический контекст, который на свой лад подкрепляет тему эволюционного отклонения: какой, собственно, цели выживания может служить неспособность привлекать оплодотворителей, и, следовательно, размножаться?[143] Положение Дизы тем более тягостно, что красота и, насколько мы знаем, фертильность (вдобавок подчеркнутые ее высоким социальным статусом) должны были повысить ее шансы передать свои гены будущим поколениям. Понятно, что нормальное функционирование особей в эволюционном механизме каким-то образом нарушилось. Альфа-самец отрекся от своего дарвинистского трона[144].

Дочь Шейда, Хэйзель, также обречена на фактическое бесплодие, но по другим причинам: шанса найти партнера ее лишает внешность. Однако она наделена высоким интеллектом, что создает дарвинистский парадокс. (Разве более высокий интеллект не должен помочь ей преодолеть внешние препятствия? Если интеллект