Майя думала о том, что ей сказал Рудинский весь остаток дня, пока ехала домой, пока готовила ужин. Сергей заметил ее отстраненное и погруженное в себя состояние, и его это обеспокоило. Он уже привык к тому, что они встречаются по вечерам, ужинают втроем, и мать выглядит спокойной и даже довольной. И вот снова. Это тревожное и замкнутое выражение на ее лице. Кто бы сказал ему, что он станет переживать, не отразится ли это на их только-только наладившемся семейном мирке. Что он будет беспокоиться, не поссорилась ли она с отцом?
Пришел Влад, она встретила его приветливо, но внутренне напряжение и настрой на серьезный разговор все-таки прорывались неуловимой нервозностью. И мужчины это почувствовали. Ужин прошел не так свободно, как это было в последнее время, все трое ощущали себя скованно.
Как много все-таки в семье зависит от настроения хозяйки.
Сергей ушел к себе. Влада охватило предчувствие надвигающейся беды, он посидел немного и поднялся, не в силах выносить это напряжение:
— Ну, я пойду, — помялся он.
— Подожди, нам надо поговорить.
Она встала и закрыла дверь кухни.
— Наедине.
Точно, ничего хорошего его не ждет…
— Скажи… Влад…
— Да, Майка, — обреченно.
— Скажи, чего ты хочешь?
— А разве это не ясно?
— Нет.
— Нет… Что ж. Я хочу быть с вами, Майя. С тобой и с сыном.
— Хорошо. Я очень хорошо понимаю твои чувства к сыну. Что он тебе нужен, я тоже понимаю. Но зачем тебе я?
Глаза у Марченкова удивленно округлились, а сердце сжалось.
— Как зачем?
— А так. Ты ведь обо мне не вспоминал двадцать лет. И еще столько не помнил бы дальше, если бы не Сережа. Так зачем Я тебе? Что ты ко мне чувствуешь?
— Майка… Я не умею говорить про это… Я не знаю, что я чувствую…
Она саркастически усмехнулась, но Влад поднял руку в знак того, что он не договорил:
— Постой. Не спеши, Майя Михайловна. Не спеши. Дай я скажу, я а ты сама будешь решать, что я чувствую.
— Ладно, — Майя скрестила руки на груди.
— Дело в том, Майя… Я скажу тебе честно. У меня ведь было очень много женщин.
Он взглянул на нее и покивал головой, подтверждая свои слова. Та слушала молча.
— И мне казалось, что я люблю их, и теперь я уже не знаю, что значит это слово. Я слишком часто говорил его, оно как-то обесценилось. Потому что пусто выходило все время, ни с кем из них мне не было тепло и хорошо, всегда чего-то не хватало. Как будто они не могли дать то, что мне нужно. А рядом с тобой мне хорошо, я чувствую себя дома. Дома, Майя.
Влад всматривался в ее лицо с мучительной жаждой, но Майя молчала, не глядя на него. Тогда он вздохнул и продолжил:
— Я не знаю, как это выразить. Я очень хочу тебя, ты знаешь это, хочу твоего тепла. Но даже если ты никогда не позволишь мне приблизиться больше, чем это есть сейчас…
Он болезненно сглотнул колючий ком:
— Я все равно никуда ней уйду. Мне некуда уходить. Я не хочу никуда уходить. Не хочу, Майка, не хочу. Ты — мой дом, Майка… Скажи сама, что я к тебе чувствую?
И тут Майка подняла на него глаза. Много противоречивых чувств отражалось в них, да только не те, что ему хотелось видеть. Она не произнесла ни слова.
— Молчишь… Тогда скажи мне, Майя, что ты сама ко мне чувствуешь? Нужен я тебе?
Женщина смотрела пристально, а в глубине глаз металась тревога и неуверенность:
— Я не знаю, Влад.
— Не знаешь… Я приму все, что ты скажешь. Если я тебе противен, если мешаю жить… скажи… Тогда я уйду. Я найду способ видеться с Сережей и не тревожить тебя. Если я тебе не нужен…
Она резко поднялась и отвернулась к окну, не хотела, чтобы он увидел ее слезы. Мужчина понял, от тех слов, что он сейчас скажет, будет зависеть его дальнейшая судьба. И все-таки он собирался рискнуть.
