Правда, в княжеских полках было много красивых молодых литовских и жемайтийских бояр, был там и боярин Скерсгаудас, и, возможно, лишь это одно не позволяло рыцарю Греже без оглядки радоваться настоящему и будущему. Ведь так или иначе он все-таки рыцарь крестоносцев, сообщник Ганса Звибака и враг жемайтийцев. Если бы рыцарь Греже мог добыть счастье оружием, он никого не побоялся бы и вызвал на поединок всех литовских и жемайтийских бояр, лишь бы завоевать сердце Лаймы; но если она отвернется от него, как от крестоносца, и предпочтет какого-нибудь жемайтийца… И рыцарь Греже снова начинал тревожиться и колоть бока своего коня острыми шпорами, желая догнать жемайтийский отряд и хотя бы издали увидеть Лайму. А когда дул с той стороны ветерок, казалось рыцарю, что веет оттуда самой благодатью.
Не радовалась такой перемене и Лайма Книстаутайте. И она то и дело оборачивалась назад и все смотрела, не догоняет ли их рыцарь Греже.
Через три дня войска союзников ступили на землю Пруссии и наконец подошли к Мариенбургу. По пути их встречали толпы любопытных и удивлялись, что в поход отправлялись такие многочисленные полки, а возвращаются совсем поредевшие. Но особенно удивлялись тому, что они привели с собой очень мало пленных и привезли скудную военную добычу.
Жемайтийские полки князя Витаутаса остались возле Немана, в замках крестоносцев, в Караляучюсе, и лишь немногие вместе с самим князем пришли в Мариенбург. С княжескими полками приехала и семья Книстаутаса со своими придворными.
Великий магистр ордена Конрад Зольнер фон Раттенштейн все еще болел. Его заместитель, маршалок Энгельгарт Рабе, стремясь загладить мрачное впечатление от неудавшегося похода, устроил в Мариенбурге рыцарские турниры с дорогими подарками для победителей. В этих турнирах могли участвовать все, более или менее отличившиеся на войне, — крестоносцы и чужеземные рыцари, князья, графы, бароны и крещеные жемайтийцы, награжденные платьем витинга.
Обычай рыцарских поединков еще не успел распространиться среди литовских, жемайтийских и белорусских бояр, хотя в последнее время в Вильнюсском крае, там, где были польские гарнизоны, и возле Немана, в замках крестоносцев, некоторые крещеные литовские и жемайтийские юноши уже успели заразиться этой модой.
Для участия в этих турнирах записались оба сына Книстаутаса, хотя младший, Манивидас, еще исповедовал свою старую веру; записались боярин Скерсгаудас и еще несколько литовских, жемайтийских и белорусских бояр из полков Витаутаса. Записались и многие чужеземцы, крестоносцы, а также рыцарь Греже. Когда он приехал в Мариенбург, его счастье, его Лайма Книстаутайте как бы начала отдаляться от него. Греже, как рыцарь крестоносцев, должен был держаться в стороне от литовцев и только изредка, благодаря счастливой случайности, встречался с Лаймой Книстаутайте. Другие молодые литовские и жемайтийские воины могли видеться с ней каждый день. Особенно тревожился рыцарь Греже насчет боярина Скерсгаудаса и теперь, записавшись на турнир, надеялся вызвать его на единоборство и обломать ему рога. Кроме того, не только литовцы и жемайтийцы вертелись вокруг Лаймы Книстаутайте; интересовались ею также чужеземные рыцари, графы и бароны.
Боярыня Книстаутене с дочерью неплохо чувствовали себя в обществе княгини Анны, но им, детям природы, перенесенным из Ужубаляйских болот и трясин в такой прекрасный город, в такой высокий замок, очутившимся среди такого множества славных рыцарей и знатных особ обоего пола, совсем здесь не нравилось. Да и слишком резкий переход от траура к роскоши и увеселениям подавлял и смущал их.
На тот же день одновременно с рыцарскими турнирами были назначены и другие торжества: крещение всех вновь прибывших в Мариенбург заложников и воинов Витаутаса. Желая показать чужеземцам, какой опорой христианства являются крестоносцы, устроители этих торжеств не поскупились на расходы и устроили все с необыкновенной, еще не виданной жемайтийцами роскошью. Но больше всего интересовало всех, особенно чужеземных рыцарей и вельмож, крещение семьи жемайтийского рыцаря сарацина Книстаутаса, погибшего под Вильнюсом. Многих интересовала его дочь Лайма, о красоте которой уже поговаривал весь Мариенбург. Были рыцари, которые только и ждали крещения сарацинки, чтобы объявить ее дамой сердца и мечом защищать ее красоту и добродетели.
