— Князь, — прервал его маршалок, — Жемайтия наша, и в Жемайтии мы должны поддерживать свой авторитет, а не чей-то еще!.. Согласно нашему договору, замок Книстаутаса уже давно следовало или уничтожить, или передать нам. Ты, князь, до сих пор не сделал этого, вот я, не спросившись тебя, и позаботился, чтобы замок Книстаутаса был взят под опеку ордена. Тем более, что потом, когда мы отступим от Вильнюса, на этот замок может напасть Скиргайла и оттуда угрожать нашему могуществу в Жемайтии.
Витаутас подумал и, с тревогой глянув на дверь шатра, сказал:
— Друг мой, пока я еще не сижу в Вильнюсе на троне великих князей литовских, в Жемайтии хозяин я, и великий магистр ордена, не спросившись меня, как и я его, что-либо делать не может!
— Князь, это в мирное время. В мирное время — да, но теперь война, а я командую всеми объединенными силами! Я должен заботиться, и я позаботился, чтобы при отступлении и после отступления нашему тылу не угрожала никакая опасность… А что касается невинно обиженных людей…
— И заживо сожженных мужчин и женщин, — уставившись на маршалка, добавил Витаутас.
— Да, что касается невинно обиженных людей — мужчин или женщин, убитых или раненых — я разберусь, и виновные будут сурово наказаны. Князь, я клянусь в этом священным крестом Иисуса Христа! — И маршалок, подняв к лицу рукоять меча, повторил слова клятвы.
— Хорошо, друг мой, я верю в рыцарскую отвагу и справедливость, но все-таки хотел бы, чтобы в этом допросе участвовали и мои бояре.
— Пришли со своей стороны рыцаря Греже — он будет более чем беспристрастен, — сказал маршалок и впился взглядом в Витаутаса.
— Рыцарь Греже — не мой, он рыцарь ордена, — словно не разобравшись в смысле слов маршалка, ответил Витаутас.
— Князь, теперь он твой, но я не хочу отдавать его тебе насовсем. Залог этому — Лайма Книстаутайте.
Оба посмотрели друг другу в глаза. «Ну и ловкий же ты шпион», — подумал Витаутас, но не сказал этого.
— Ха-ха-ха! — расхохотался маршалок. — Князь, я победил вас тем же оружием, которым вы хотели побить меня! Ха-ха-ха… «Вы, литовцы, хитрые, потому и мы с вами осторожны», — подумал маршалок, но тоже не сказал вслух.
За пологом шатра снова зашумели жемайтийцы и забеспокоились рыцари.
— Ну, князь, пойдем и успокоим их, — сказал маршалок.
— Бояре, успокойтесь! — сдержанно, но с заметным недовольством сказал Витаутас. — Мы с почтенным маршалком ордена обсудили это неприятное происшествие; оно будет тщательно проверено, и виновные понесут заслуженную кару. Ни боярыне, ни ее дочери, ни другим людям замка больше никакая опасность не угрожает. Обо всем остальном я уже сам позабочусь. — Сказав это, князь приподнял руку и, сопровождаемый знатными боярами, пошел в свой шатер. Мимо пронесли на носилках раненого жемайтийца; струйка крови отмечала путь от стен крепости до шатра. Ни Витаутас, ни другие бояре и воины не обратили на это внимания.
Один жемайтийский боярин, оставшийся в шатре маршалка, перевел слова князя на немецкий язык, а немцы пересказали их англичанам и французам. Если немецкие и английские рыцари чувствовали себя несколько скомпрометированными, то уж французы совсем не были замешаны в этой авантюре; но и они теперь больше думали о том, как уехать домой, чем о каком-то допросе или о чьей-то рыцарской чести.
Потом Витаутас позвал к себе в шатер обоих сыновей Книстаутаса и успокоил их.
Маршалок ордена немедленно отправил в замок боярина Книстаутаса комтура Германа и рыцаря Греже, снабдив их соответствующими указаниями. Он приказал им также расследовать кровавое происшествие в деревне Парайсчяй и усилить гарнизон замка своими людьми, а боярыню с дочерью и нужными им слугами с почестями лично проводить до Мариенбурга.
Хотя по решению военного совета войска должны были незаметно отступить от Вильнюса ночью, бургундские рыцари со своим вспомогательным войском и баварцами отошли еще днем. Они воспользовались густым туманом. Чтобы отступления не заметил гарнизон замка, оставшиеся с удвоенным усердием били по стенам крепости, швыряли камни, стреляли из пушек, и сотни рыцарей, прикрывшись железными крышами, шли на штурм; тем временем остальные незаметно приводили в негодность тараны, разбирали стенобитные орудия и только ждали сумерек, чтобы под покровом темноты вывезти из города пушки, обоз и побросать в Нерис поврежденные машины. Штурм крепости не прекращался всю ночь. Утром, когда начало светать, осажденные вдруг увидели, что вокруг крепости не только стало меньше стенобитных орудий и таранов, но исчезли все пушки, ушли обозы, и только горстка штурмующих для вида продолжает бить по стенам крепости.
