— Великий Перкунас! Праамжюс всесильный! — кричал с земли кривис Талунда, поднимая к небу свои связанные руки. — Возьми ты их на небеса, на вечные небеса, где отдыхают тени наших предков!.. О великий Перкунас! О всесильный Праамжюс! Позволь и нам сгореть жертвой, милой твоему сердцу!
— Молчи ты, проклятый язычник! — закричал подбежавший крестоносец и занес над его головой мизерикордию.
Но кривис Талунда не молчал. Он взывал к своим богам и просил крестоносцев бросить его в огонь, чтобы и он мог сгореть вместе с остальными и попасть на небеса.
— Ты кто такой, пес? — спросил подошедший к нему Ганс Звибак.
— Я нижайший слуга бога Перкунаса и других богов, наставник людей своих, а твой, собака, враг, — пытаясь подняться, ответил кривис Талунда.
— Крещен ли ты? — зло спрашивал Ганс Звибак.
— Насильно крещен, но от своих богов никогда не отрекался и не отрекусь.
— Если не отрекаешься, умрешь как собака.
— Ведь я сам просил сжечь меня вместе с моими братьями и сестрами.
— Тебя ждет более страшная смерть, если ты не отречешься от язычества.
— От вас я только смерти и жду, а погибнув от вашей руки, я отправлюсь прямиком на вечные небеса!
— Ты и после смерти будешь вечно гореть в аду, несчастный язычник!
— Пока еще буду гореть, а твоих богов я уже сжег, смотри, один только пепел остался!
— Молчи ты, гадина, вот сейчас сниму голову! — замахнулся мечом Оскар Фукс, но брат Ганс остановил его и сказал:
— Погоди, брат, мы еще успеем снять ему голову, а пока он послужит нам как проводник.
Талунда не испугался меча крестоносца, он только просветлел, поднял глаза к небу, словно в ожидании некоей милости. Но когда крестоносец вложил свой меч в ножны, старый кривис остался недоволен и насмешливо сказал:
— Ты, сучья порода, теперь можешь сделать со мной все; и чем более жестоко ты со мной поступишь, тем большими милостями осыплют меня мои боги на небесах.
— Мы покажем тебе небеса, чертов выродок, — скрипнул зубами брат Ганс Звибак, но делать было нечего, так как требовался проводник.
— Скажи, где остальные ваши мужчины?
— А вот где — горят, — и кривис показал на пылающую избу.
— А другие, молодые?
— Уехали.
— Куда уехали?
— Крестоносцев ловить и душить!.. И я вчера одного вашего убил!
Ганс Звибак выпучил глаза и удивился: он узнал того жемайтийца, который вчера в лесу на склоне пронзил копьем брата Рудольфа. Ударил его по лицу железной перчаткой, выругался, а потом, сообразив, что жемайтиец может выдать вчерашнюю тайну, которая обесчестит его, мечом отрубил кривису голову.
Что-то бормоча и вытирая меч, Ганс Звибак отошел в сторону.
— А ты кто такой, христианин или язычник? — спросил он, приблизившись к Кулгайлису.
Кулгайлис подумал и ответил:
— Крещен я, но тоже ваших богов сжигал!
— Видите, отважный рыцарь, какие закоренелые эти язычники — ни огня, ни меча не боятся; одного срубил, второй просится, — не зная, что делать, обратился Ганс Звибак к рыцарю Дранку.
— Мы подарим тебе жизнь. Хочешь ли принять нашу святую веру и пойти с нами? — настойчиво спросил рыцарь Дранк.
— Уж лучше мне умереть, чем вам, собакам, служить, — уже без колебаний ответил Кулгайлис.
— Нет, ты не умрешь, ты пойдешь вместе с нами и покажешь нам дорогу в замок Книстаутаса: если проведешь, свободу получишь, сможешь даже не креститься, а если нет, тогда горе тебе! — И граф, скрипнув зубами и стиснув кулак, пригрозил Кулгайлису.
Потом он подошел к стайке пойманных женщин; их окружали всадники, которые приставали к молоденьким. Подошел и спросил:
— Ну, а вы кто такие, язычницы или христианки?
Женщины закричали и еще сильнее прижались друг к дружке.
Рыцарь Дранк махнул рукой и отошел в сторону.
— Отвечайте, хотите вы язычницами умереть или христианками жить? — спросил Ганс Звибак, пожирая женщин недобрыми глазами.
Женщины плакали, кричали, дочери прижимались к матерям и даже не понимали, чего от них хотят. И Ганс Звибак, махнув рукой, тоже отошел в сторону. К стайке женщин приблизился Оскар Фукс и начал разглядывать их. Насмотревшись, спросил:
— Ну, красавицы, которая меня полюбит, той подарю шелковый платок и золотое кольцо… Ну, красавицы, которая? — повторил он и ущипнул одну красавицу.