Марквард фон Зальцбах почувствовал, что он не в меру погорячился и, желая смягчить свои слова, добавил:
— Недавно мы боялись и ногой ступить в языческие владения, а сегодня едем по ним даже без всякой охраны!
— Ваша правда, благородный брат, одной ногой в языческие владения мы уже ступили и добились этого в результате столетней жестокой кровопролитной войны, благодаря коварству и сговору с языческими князьями, но какие силы таятся там, в этих владениях, и дальше за ними, мы по сей день не ведаем. А на Жемайтийском взморье испокон веков язычники жгут свой священный огонь, поклоняются своим богам; даже те, которые крещены нами, ежегодно отправляются на свое взморье и там снова становятся язычниками… Скажи, благородный брат, почему на сей раз так мало жемайтийцев пошло с нами в Литву? Может быть, они отправились к своему морю? Я боюсь согрешить перед своим добрым господом, но не кажется ли тебе, что язычники, подстрекаемые своими кривисами, опять готовятся к бунту… И князь ведет себя как-то подозрительно.
— Пустой страх, брат комтур, — улыбнулся Марквард фон Зальцбах. — Князь у нас — что медведь на цепи: как орден играет, так он и танцует. Теперь, когда наши замки охраняют все побережье Немана до самого Гродно, никакие восстания жемайтийцев нам не страшны. Позднее из этих замков мы будем следить и за действиями Витаутаса в Вильнюсе и не позволим ему воцариться в Литве. Слава всевышнему, дела у ордена еще никогда не шли так удачно, как теперь. А цель, служащая вящей славе господа и благу ордена, оправдывает любые средства.
Комтур Рагайне уже ничего не ответил. Он ехал молча и озирался по сторонам. Желая как-то оправдать свои оптимистические взгляды на жемайтийцев, Марквард фон Зальцбах после паузы заговорил снова:
— Язычники-то они язычники: и дикие, и упрямые, и со всякими нечистыми силами общаются, а, гляди, воровать — друг у друга не воруют, со своими женщинами не прелюбодействуют… Даже наши братья в этом отношении грешат, а они — нет!
— Невелика заслуга, благородный брат; поступают они так не потому, что святым духом преисполнены, а просто такова их природа. Таковы уж у них обычаи, — ответил комтур.
Солнце уже поднялось высоко над лесом и начало припекать спины.
Рыцари растянулись длинной вереницей; передних частей и обоза уже не было видно.
— На самом деле, какой пустынный край, — как бы сам себе сказал Марквард фон Зальцбах и, оглядевшись, добавил: — Только и слышно: ночью — волки, днем — вороны.
Широко зевнув, он вытащил из кармана четки и стал молиться.
Комтур тоже взял в руки четки, висевшие у пояса, но слова молитвы путались в голове: в лесу каркали вороны, хотя в небе ни одной птицы не было видно.
Вдруг рагайнский комтур увидел, как братики и кнехты, спокойно ехавшие впереди, вдруг хлынули в сторону от леса и, сталкиваясь, сбивая друг друга под копыта лошадей, помчались назад. Тем временем и над головой комтура что-то прожужжало, словно стая скворцов, и несколько стрел отскочило от его доспехов, вонзилось в землю, остальные пролетели мимо. Воины, ехавшие в первых рядах, рухнули на землю, у других споткнулись лошади, и все перемешалось. Выпустив из рук четки, Марквард фон Зальцбах схватился за меч. Прозвучали трубы, раздались команды начальников, ругань раненых, и, когда выбежали из леса жемайтийцы, завязался жестокий бой. Осторожный рагайнский комтур быстро собрал свои отряды рыцарей и несколько хоругвей, построил в боевые порядки и приготовился к бою, но тут в страшной панике на них навалились кнехты и братики, и все перепуталось. Жемайтийцы рубили их мечами, били окованными железом палицами, кололи копьями; и пешие, и конные смешались с крестоносцами. Ворвавшись в самую гущу врага, Судимантас забыл о своих обязанностях предводителя и свирепо размахивал палицей во все стороны; боярин Мишкинис со своим отрядом отделил войско наемников от рыцарей и оттеснил его к Неману… Лязг мечей, глухие удары палиц, крики и ругань разъяренных людей эхом отдавались в лесу и, казалось, что там тоже идет смертельный бой.
Но недолго жемайтийцы успешно крошили палицами головы рыцарей и кнехтов. Опытный военачальник Марквард фон Зальцбах, пожертвовав несколькими своими рыцарями, быстро отступил, перестроился и железной стеной пошел на жемайтийцев. Жемайтийцы тоже построились в боевые порядки, схватились с крестоносцами и вскоре, «растерявшись», стремглав пустились в лес. Крестоносцы бросились в погоню, но в это время по приказу Судимантаса по одной просеке пронесся резерв жемайтийцев. Крестоносцы увидели его, спохватились и вернулись назад. Тогда Судимантас снова бросился на них из леса и снова, словно испугавшись, побежал обратно, но крестоносцы сражались только в поле и на дорогах и не позволяли заманить себя в пущу. Жемайтийцы того и добивались: скрываясь в лесу, который тянулся по обеим сторонам дороги, они сопровождали крестоносцев, пускали по ним стрелы, бросали сулицы и на выбор уничтожали лошадей и тех воинов, которые были слабее защищены броней.
