Переписка - страница 3

А в-пятых: я вчера тебя видел во сне и мы дико с тобой веселились.

Мама посылает тебе целую серию карточек.

Будь здорова, моя родная. В твоем отъезде для меня единственно очень радостное — это мысль о встрече.

Твой папа

Мама приезжает через 2–3 дня. Пиши ей по городскому адресу.

<Из Одессы в Москву>

Дорогая моя Аленька.

Сегодня — всего несколько слов, ибо приказано лежать и лежать.[13] Вчера был очередной «дражемент» в течение двух часов.

А я каждый раз верю, что это — последний! «Дражемент» принес одну пользу — на папиросы снова не смотрю и думать о них не могу. Надеюсь — на этот раз — к ним не вернусь.

Вчера — медицинская помощь мне была оказана мгновенно и оч<ень> тщательно. После вспрыскивания пантапона врач<иха> просидел<а> у меня все два часа пока не наступило общее успокоение.

Очень это удобно, что я нахожусь рядом с врачебным кабинетом. Сегодня с утра в постели, но чувствую себя (тьфу, тьфу) очень хорошо. Когда-нибудь должно же прекратиться! И как было приятно, когда сестра утром передала мне очередное (3-е) твое письмо!

Спасибо огромное Миле[14] за верную память. Напишу ей как только встану. Вот уж действительно верный друг! Поцелуй ее от меня крепко.

Уехали ли Лиля и Зина? Как их адрес?

Послал вчера письмо Горелику и оч<ень> сожалею, п<отому> что перед самым припадком.

Ужасно себя ругаю, что не послал тебе телеграммы, но я был сам не свой.

Обнимаю тебя, моя радость

Твой С.

Дорогой мой Мурзил! Прочел с удовольствием описание твоего дня рождения. Представлял себе ясно, как ты бегал с полученными деньгами по книжным магазинам и по писчебумажным лавкам! A «Bourguignon»[15] ты полюбил после наших совместных посещений коммунистического ресторанчика «Famille Nouvelle»[16] — помнишь?

Твоя новая партия рисунков опять лучше предыдущей. Особенно мне понравился рисунок кабарэ с певцом, стоящим на столе. Он очень хорош.

А 6-го февраля было рождение Митьки[17] и он получил в подарок несколько книг. Книги — его страсть. Он выклянчивает только книги и набрал их уже великое множество.

Между прочим — о твоем рисовании: спроси у мамы — не походить ли тебе в т<ак> наз<ываемые> вольные академии, где рисуют живую натуру? Там нужно платить за каждое посещение.

Слышал, что у тебя завелась первая шляпа. Поздравляю! А я здесь хожу больше в кепке, еще парижской, той, что прислала мама.

Видел ли наш новый фильм — «Александр Невский»? Боюсь, что его запретит «ваша» гнусная цензура. А я всю эту зиму ни разу не был в кино. Вместо этого гулял по снежным полям и лесам.

Ко мне часто попадает «Huma»[18] и я тогда сразу переношусь в вашу парижскую атмосферу. Представляю себе с каким гневом ты читаешь о происходящем у вас позоре!

А помнишь, как мы с тобой еще недавно ходили на демонстрации Народного Фронта?[19]

Теперь французский пролетариат стал не только передовым классом, но и единственным представляющим и защищающим французскую нацию.

Кончаю письмо моей обычной просьбой: береги и оберегай маму. Не давай ей утомляться, заставляй ее ложиться вовремя и не давай ей много курить. Обнимаю тебя, мой родненький.

<Есбо, Финляндия>

<В Москву>

Дорогая Лилюк,

Ура! Очень рад за тебя и за всех. Завтра пошлю тебе письмо, а сегодня ограничусь открыткой (у нас 1-ое Мая и ничего достать нельзя, до марок включительно).

— Я мог бы, если это можно устроить, приехать к тебе, погостить у тебя два дня, а потом прямо с тобою в Крым. Мне очень бы хотелось повидать Леню,[21] Сашу[22] и т. п.

Если это не трудно устроить напиши мне и я сейчас же приеду. Можешь даже телеграфировать.

— Как ты себя чувствуешь? Возлагаю большие надежды на Крым, ибо физически чувствую себя очень неважно.

Напиши мне подробное письмо и я перешлю его по назначению.

Сейчас я порядочно занимаюсь и доволен результатами.

Лиля дорогая, прошу тебя и очень прошу, чтобы ты поскорее дала мне знать об отъезде. Уж очень мне здесь тяжело: сидеть одному. И погода дрянная! Итак, укладываю свои вещи и жду ответа по адресу: Есбо, Финляндия близ Гельсингфорса — мне.

Передай привет всем знакомым и друзьям.