Я отвлекся поднять Володика, одеть его и еще раз уверить, что я «всегда» буду его любить, и вставая подумал, какое счастье иметь — редкое — уникальное — возможность писать как Вам, просто так, без соображений о траектории слова, в знании, что слово, если оно есть, есть сразу, слышным образом. Люди говорят и ждут что будет, а все уже было, если было, их только там не было — при собственном же слове. То, что приходит к нам издалека и дай Бог нам услышать хотя бы улавливая хвостики этих залетных птиц (перышки как в сказке), люди абсурдным образом сочли «средством» и расположили в словарь словно панель управления. Гораздо симпатичней умных управляющих мне — искренностью и беззаботностью — откровенный цинизм власти: там слову возвращают по крайней мере абсурд, похожий на его непостижимость, возвращают одно из его нечеловеческих измерений, а слово, добросовестно обсосанное сознанием, потеряно уже раз навсегда. Литература задыхается, если она не привязана (во всех смыслах) к большому дискурсу власти, возвращающему в слово гулкость и одновременно оставляющему место слова пустым. В этой пустоте развернется литература. То, что мне кажется из самого лучшего у Вас, «Элегия, переходящая в реквием» (особенно «что ни решай, чего ни замышляй, а настигает состраданья мгла (!)»), как бы втянуто в бытие аэродинамической трубой, «космической каверной» в месте сильной власти. То, что Вы делаете теперь (неизвестное мне), я уверен, делается тоже впрок в привязанности к тому государству (лучше бы сказать по-гречески «политии»), которое должно бы быть у нас. Я знаю что-то подобное по себе, и у меня было краткое предчувствие в 1990 году, в день встречи с Ольгой, что у нашего пространства есть будущее. Я это Вам рассказывал. Я боюсь встретить Ваше несогласие, но едва ли отношение к государству и армии относится к вещам, в которых мы, как я узнал из Вашего интервью, расходимся, — мне-то казалось, по-настоящему ни в чем не расходимся. Но Вы зорче меня.
Конечно власть не раньше литературы. Скорее власть производное литературы как одаренности пространства и ею питается, но в разные времена они как полюса одной и той же величины. Гельдерлиновское «поэтически живет человек» я теперь понимаю еще и так, что («не хлебом единым…») всякий вообще человек и всегда держится за ниточку спущенного слова, единственный шанс выйти из лабиринта (стало быть не вперед, а так сказать назад, по лучу того что услышано, слышно). — Еще буквально несколько дней назад вместо «и всегда» я написал бы «если живет», хоть и с дискомфортом судейской и элитарной позиции, но сейчас и впредь уже нет: меня надоумил Витгенштейн, который записал себе что вот — но в 1914 году, может быть когда пошел на фронт! — китайская речь ему кажется полосканием горла, а другой услышит в ней язык, так же и я часто не могу опознать человека в человеке. С элитарным чванством покончено* (*Как я расшифровал голодную смерть Турбина, в ней поэта, и мученика), раз и навсегда. А в 1945 Витгенштейн записал: разумным образом нельзя иметь ярость даже на Гитлера; насколько же меньше на Бога.
Федье перевел «Шиповник» (приснившийся, по интервью? но Вы мне рассказывали, что следили тогда за работой холодильника Нины Владимировны) по-моему просто хорошо. Константин Борисович наверное помогал ему; не заметить ошибку он мог, потому что часто думает явно о двух вещах сразу.
Sauvage églantine
Tu vas te déployant dans le coeur dilaté da douleur
sauvage églantine,
ô
toi qui ne cesses de meurtrir le jardin qu’est l’ordre
du monde.
Sauvage églantine, et blanche, plus blanche que tout.
Celui qui saura to nommer aura le dernier mot même sur Job.
Mais moi, je me tais, m’effaçant en esprit du regard de qui m’aime,
ne pouvant les yeux détourner
ni retirer les mains de la haie.
Sauvage églantine,
elle va, comme un jardinier austère qui ne connaît pas peur
avec une rose rouge-vif,
avec la meurtrissure de compassion cachée sous un sauvage tablier.
Федье тревожит то, что меняется на женский род шиповника; он тогда добавляет мужественности словом tablier вместо chemise и в целом оправдывает себя тем, что тут натыкаешься на невозможности.
