— Что-то серьезное, Док? — поинтересовался подошедший командир.
— Если честно, то да. Воспаление. Пока — не сильное. И нагноение.
— Да как так? — удивился я. — Сам же рану обрабатывал, а ты смотрел и сказал, что все в порядке.
— Сказал. Но я же не знал, что ты на долгие пешие прогулки настроился. Да и десять часов за рулем — тоже не подарок. Знал бы, что так получится, — сам бы вместо тебя за руль сел.
— Так делать-то что будешь? — спросил Фермер.
— Чистить, что же еще? Командир, посторожи этого хромоногого, пока я за инструментом схожу.
— Конечно!
Пока Серега ходил за «Ужасно Большой Полевой Аптечкой», больше напоминающей чемодан средних размеров, Фермер достал свою «командирско-премиальную» фляжку и протянул ее мне.
— Глотни!
Я сделал большой глоток коньяку.
— Еще.
— Сань, да тут меньше половины осталось…
— Пей, я сказал!
Еще глоток. В голове приятно зашумело. «Ох, черт! Меня же сейчас развезет!» — подумал я, вспомнив, что нормально ел часов пятнадцать назад.
— Сань, ты меня споить хо-ошеш? — заплетающимся языком спросил я командира.
— Ага! Давай еще глоточек за победу над Германией!
В результате к приходу Дока я не то что «экзистенциальный» сказать не мог, а и, пожалуй, «метрополитен» для меня стало слишком сложным словом.
— О, я гляжу, пациент готов! — радостно сказал Док, принюхавшись. — Но для страховки — еще и таблеточку примите, уважаемый, — добавил он, протягивая мне таблетку.
— Што ето?
— Цикуто-цианид — что же еще! Шучу. Кетанов. Запьешь? — И он снова протянул мне командирскую фляжку.
— А… Ик… га.
Что конкретно делал Серега с моей ногой, я не помню. Было больно. Потом — еще больнее. Потом мне стало тепло и хорошо, и я заснул.
Проснулся я от непреодолимого желания сходить в туалет, когда вокруг было уже темно. С трудом, из-за гудящей головы и накатывавшей тошноты, поднявшись на ноги, я сделал пару шагов по направлению к ближайшим кустам и только тут обратил внимание, что нога практически меня не беспокоит! Рана легонько ныла, но нога не «подламывалась» сама по себе. Еще бы и голова не болела…
— Как самочувствие, Антон? — окликнул меня кто-то.
— А? Кто это?
— Это я, Вячеслав.
— Трошин?
— Да.
— Слав, не в службу, а в дружбу, водички принеси. Пить хочется, аж жуть!
Пока Бухгалтер ходил за водой, я сделал все свои дела и вернулся к спальному месту. Тут и Трошин водички принес. Выхлебав котелок холодной, вкуснейшей воды, я ощутил жуткий голод.
— Слав, а пожрать ничего нет?
Трошин хлопнул себя по лбу:
— Тебе же две порции оставили! Сейчас принесу, посиди пока.
Не знаю, с голодухи это было или как, но холодная пшенная каша с тушенкой показалась мне фантастически вкусной.
— Ты как себя чувствуешь? — еще раз спросил Трошин, когда я, отставив в сторону котелок, блаженно вытянулся на «пенке».
— Сейчас — очень хорошо! — честно ответил я.
— А я уже волноваться начал. Ты же за всю дорогу ни слова про ногу свою не сказал…
— Да не до того как-то было. На нервах всю дорогу… Сам понимаешь.
— Я и говорю — дурак я, что не заметил. Надо было тебя подменить…
Мы закурили.
— Антон, а что мы дальше делать собираемся?
— В каком смысле?
— Понимаешь, я, пока мы ехали, подумал: а ведь все, что вы или, вернее, мы сделали пока, — это не более чем импровизация.
Я поперхнулся табачным дымом:
— То есть?
— Ну, у вас нет оружия и взрывчатки и, главное, нет связи.
— Ты думай, что говоришь! — «Интересно, а если ему правду сказать — поверит или нет? Нет, не буду пока».
А вслух я продолжил:
— Понимаешь, Слава, нас в такой спешке забрасывали, и все, кроме секретных и специальных средств, мы должны были получить в Минске. Но никто не ожидал, что немцы так быстро кольцо замкнут, так что мы прилетели в Минск, а из него уже прорывались самостоятельно. И контакты наши на республиканский УНГБ были нацелены. Я имею в виду — обеспечение и поддержка.
— Понятно. А что мы на одном месте кружим?
— Поясни, что ты имеешь в виду?
— Ну, я же не дурак и карту читать умею. Мы около Минска крутимся, хотя могли бы без проблем уйти на север, а потом вернуться. У нас какой-то объект тут?
— Если честно, то да. Гиммлер.
— Кто? — не понял Вячеслав.
