— Немцы уехали, но тут как раз эти гады приехали, — и она показала рукой на труп полицая. — А Федька ко мне давно уже приставал… Еще до войны начал, когда я к дядьке Остапу на каникулы приезжала.
— С этим понятно… — прервал я ее, — а бинты-то откуда взялись?
— Так у нас в сарае лейтенант раненый отлеживался. Танкист он.
«Так вот почему форма серая…» — понял я…
Стукнула входная дверь, и в сенях послышались шаги. «Зельц, скорее всего. Что-то быстро он…»
— Товарищ лейтенант, помогите мне, пожалуйста! — донеслось из «деревенской прихожей».
Люк, не задавая лишних вопросов, встал и вышел в сени. Вскоре они внесли в комнату высокого молодого парня, одетого в замызганную и изорванную серую гимнастерку и темно-серые бриджи. Лицо его «украшала» богатая коллекция синяков и ссадин. Левый глаз заплыл так, что было непонятно, видит ли он им вообще. Кисть и предплечье его левой руки были замотаны тряпками, а на черных петлицах действительно красовалось по два «кубаря».
— Давай его на лавку положим, — предложил Люк Дымову.
— Лучше — на пол, — вмешался я. — На полу просторнее и падать некуда.
— Ты бы, Антон, чем шутить — сбегал бы да мотоцикл во двор загнал.
— Извини, дорогой… Бегать мне сейчас — ну совершенно не с руки… Точнее — не с ноги.
— Это почему же? — странно, что Люк не заметил, что я хромаю.
— Дядя — пиф-паф, ножка — бо-бо! — жизнерадостно, насколько смог, пояснил я. — Так что, товарищ лейтенант, сами за транспортом… идите. А еще лучше, если ты сбегаешь и пригонишь мой мотоцикл, а я пока танкиста обихожу.
Немного полюбовавшись на удивленную Сашкину физиономию, я отлепился от лавки и похромал к лежавшему на полу танкисту.
— Ну, блин… Партизан хренов. Ты так бодро под окнами скакал, что я и не заметил…
— Не заметил — это хорошо. Но за моим байком ты все-таки сбегай.
Осмотрев руку танкиста и поняв, что имеет место перелом лучевой и локтевой костей, а также сильный ушиб мягких тканей кисти, я перешел к осмотру головы.
«Так, вроде ничего страшного — поверхностные рассечения. Выглядит страшно, но совершенно неопасно», — думал я, аккуратно ощупывая голову пациента. Попутно я продолжал «опрос местного населения»:
— Гражданочка, а как давно командир у вас?
— Две недели, как его дядька… (всхлип) Остап, (еще один всхлип) за речкой нашел. Товарищ командир без памяти был. Неделю почти в себя не приходил.
«Странно, рана пустяковая, а без памяти… Может, контузило его? Или сотрясение?»
— А вас, девушка, как зовут?
— Лида.
— Вы комсомолка?
— Да, товарищ… — Тут она присмотрелась ко мне повнимательней и осеклась.
Ее можно было понять, встреть я фотографию себя нынешнего неделю назад где-нибудь на просторах Интернета, ни за что не определил бы, кто на картинке изображен! Немецкий мотоциклетный плащ, измазанный грязью и кровью, из-под него выглядывают непонятные пятнистые штаны. Немецкую каску я оставил в коляске мотоцикла, а советскую пилотку потерял во время всех этих скачек, поэтому моя голова была украшена прямо-таки колтуном из мокрых и припорошенных уличной пылью волос. Добавим к этому трехдневную небритость и нездоровый блеск глаз, и образ «маньяка — грозы пионерских лагерей» готов.
— Старший лейтенант… — успокаиваю я Лиду.
— А… каких войск? — не успокаивается комсомолка.
— Третьей, имени взятия Берлина, партизанской бригады!
«Ну вот что ты, дорогой, опять несешь, а?» — говорит мой внутренний голос, а я, отбив наступление любознательной студентки, продолжаю игру в вопросы и ответы. (Вы спросите, а как я догадался, что она — студентка? «Элементарно, Ватсон!» Она же сама сказала, что уже не первый год приезжает к дядьке на каникулы, а барышня — далеко не школьница, лет двадцать на вид).
— А как лечили командира?
— Дядька Остап руку ему в лубки положил, да эти мрази… — снова кивок в сторону покойника, — их сорвали. Из рожка отваром куриным кормили. Что мы еще сделать-то могли?
— Все правильно вы делали, Лида. Не волнуйтесь. Зельц, воды принеси — умоем лейтенанта. А потом на двор сходи — лубки найти надо.
В процессе умывания танкист очнулся. Разлепив неподбитый глаз, он уставился на меня, а потом, зашипев что-то грозное, попытался вскочить. «Прям дите малое», — подумал я, прижимая отощавшую тушку танкиста к полу.
