Странные звуки и чужая палатка
Зрение вернулось к Николаю лишь к обеду.
Погода стояла прекрасная. Подумал, что можно и нужно подстрелить кого на обед, хотя бы рябчика. Но желания шевелиться не было. Поел сайры и хлебнул из плоской фляжки. Кровь понеслась быстрее, разнося тепло и приятную истому. Понимал: нужно чем-то себя занять.
Решил перебазироваться на край плато, к «чашке» с водой. Там и горелый кедровый стланик рядом – без дров не останешься.
Послеобеденное время быстро прошло в заботах и хлопотах.
Вид на ущелье с края плато открывался фантастический. Любуясь в бинокль необъятными просторами, Николай радовался: не купишь такого, не создашь, это можно только сберечь!
А где-то шла другая жизнь, и замкнутые в тесных городах муравьи-людишки считали себя ее хозяевами. Они и вселенную Николая – все то, что он любил и чем дорожил, – воспринимали как свою собственность и вели себя там отнюдь не как гости. Жить с ними рядом Николаю не хотелось.
Время шло, наступал вечер, и постепенно его воинственный настрой ослабевал, а череда образов превращалась в сонные видения. Он сам не заметил, как заснул.
Пробуждение было резким и неожиданным.
Окружающая тишина звучала. Странное шипение-бульканье неслось от жертвенного камня. Сам же он матово помаргивал темно-красным светом, мерцая и переливаясь от ярко-малинового до бледно-розового.
Наученный горьким опытом, Николай выхватил из сидора вафельное полотенце и обмотал вокруг головы. Повернулся к камню спиной и стал прислушиваться, с ужасом ожидая грохота канонады.
Но ничего не случилось, и он снова провалился в сон.
Утро оказалось ярким.
На плато, где совсем не было тени, от первых солнечных лучей нельзя было не проснуться.
Влага забралась в расстегнутый спальник Николая, заставляя ежиться и вытаскивая его из объятий сна.
Онемела рука, и затекла половина туловища. Видно, дав себе установку не оборачиваться, он проспал оставшиеся ночные часы на левом боку.
Спать больше не хотелось. Вспомнил странные звуки и пыхающий малиновым камень. Зажмурившись, будто в детстве, Николай повернулся на правый бок и приоткрыл один глаз.
Первые лучи утреннего солнца уже уткнулись в сопки и высветили проплешины с приямками. До плато они пока не дошли, но среди остатков теней он увидел две палатки.
Одну егерь узнал сразу: защитная, в камуфляжных пятнах, – Ознорского.
Вторую, оранжевую и с верандочкой, он раньше не видел.
Николай закрыл глаза и снова их открыл. Ничего не поменялось. Тогда он встал, присел пару раз, разгоняя кровь, и пошел к палаткам.
Глава сорок третья
На краю мира
Финал, итоги
Ничто не могло омрачить радости второго рождения!
Первые слова Николая: «Быстро же вы управились…» – показались сначала издевкой. Когда же выяснилось, что с момента перехода второй компании прошли только сутки, удивлению не было предела.
Второй загадкой оказалось наличие соседней палатки, а в ней… абсолютно голых – в чем мать родила – Бориса Петровича и Анны Иосифовны!
На претензии Мишки о недоверии к его теории все с удивлением узнали: после перехода они провели в долине почти сутки. Не обнаружив утром палатки Ознорского, Борис Петрович повторил вечером свой африканский обряд и запустил «машинку» вторично.
Все получилось.
Удивлялись недолго. Привыкли уже к странностям долины за последние дни. Хлопот хватало и без этого – всем нужно было одеваться.
При дележе оставленной во внешнем мире одежды и обуви Мишке повезло только с обувью. Пара кроссовок оставалась в рюкзаке, а еще он прикрылся юбочкой, скроенной из палатки Бориса Петровича, которую тот в приступе необычайной щедрости отдал на общие нужды.
Слава богу, у Николая оказались нитки с иголками и туристический каремат. Его-то и пустили на подошвы для сандалий, которые собирались использовать для перехода вниз по склону и пересечения ущелья Рытого.
Если подробно описывать происходящее, то могло бы получиться небольшое швейное пособие по кройке и шитью из подручных материалов.
Компания смотрелась живописно.