— Для меня это не история.
— Вот как? Значит, все просто?
— Ты каешься?
— Нет. Только это — не подарок.
— Ладно, слышала. И у них тоже.
— У Клаудии и Анхеля? Да, и у них. Но у них все чисто. Тяжело, но чисто. Чистая боль, чистая любовь.
— А у нас грязная.
— Этого я не говорил.
— Имел в виду. Ты не говоришь, а я понимаю. Думаешь, не понимаю, да?
— Для меня трудно только одно: что мы скрываем от Сантьяго. И все, больше ничего. Я тебя люблю, Грасиела, а в этом грязи нет.
— Зачем толочь воду в ступе? Я говорила с Рафаэлем, он меня убедил. По-моему, он прав. Одно дело — узнать здесь, другое — узнать там, взаперти.
— Ну что ж, теперь он будет здесь.
— Да, и я очень рада.
— Значит, каешься?
— Нет, Роландо, не каюсь. Рада, и все. Рада, что он свободен, давно пора. И еще я рада, что смогу ему сказать.
— Сможешь?
— Да, Роландо, смогу. Я гораздо сильнее, чем ты думаешь. И потом, я знаю. Теперь я знаю точно, что у нас ничего бы не вышло. Я слишком уважаю его, чтобы врать.
— Нет, черт — те что, а не жизнь! Столько лет в тюрьме, потом — вышел, и на тебе, дождался! То есть мы его дождались со своей новостью.
— Не знаю… Рафаэль говорит, лучше узнать здесь, когда есть еще что-то, кроме тюрьмы.
— Узнают и другие. Наши товарищи. Об этом тебе не говорил твой Рафаэль?
— Нет. Я сама понимаю.
— Навряд ли они будут на нашей стороне.
— Навряд ли. Сантьяго все любят. Это очень тяжело.
— Как ты ему скажешь?
— Не знаю, Роландо, не знаю.
— Может, скажем вместе?
— Ничего не знаю наперед. Скажу как скажется. Только — сама, с глазу на глаз. У меня ведь есть на это право?
— У тебя есть любые права. А как Беатрис?
— Она от меня отдалилась. Это меня тоже мучит.
— А она знает, что ее отец будет тут через две недели?
— Знает, с воскресенья. Сантьяго просил не говорить, но я ей сказала. Ты понимаешь, почему? Я подумала, что она могла как-то узнать или догадаться и отдалилась от меня, потому что я ничего не говорю. Но вот, я сказала, а она все такая же.
— Очень уж она хитра. Не иначе про нас понимает.
— Да, наверное.
— В конце концов, этого и следовало ожидать.
— Может быть, но мне тяжело.
— А сейчас почему ты плачешь?
— Потому, что ты прав.
— Прав, конечно, только в чем именно?
— Это черт-те что, а не жизнь.
В ИЗГНАНИИ (Гордость тех, кто живет в Аламаре)
Больше двух лет прожил я в Аламаре, в пятнадцати километрах от Гаваны; здесь много огромных домов, построенных бригадами трудящихся столицы. Кубинцы придумали вот какой способ борьбы с острым жилищным кризисом без ущерба для производства: каждый завод, фабрика, учреждение или магазин формируют одну или несколько бригад, по тридцать три человека в каждой. Поскольку в основном члены бригад не являются строительными рабочими, они проходят сначала элементарный курс обучения, а затем работают, строят пяти-, а то и двенадцатиэтажные здания, которые впоследствии заселяются их товарищами, остро нуждающимися в жилье, а иногда и ими самими. Трудящиеся предприятия, с которого послана бригада, работают за ее членов сверхурочно. Интересно, что идея эта принадлежит самим рабочим, правительство лишь осуществляет ее.
Но есть одна деталь, которая касается непосредственно нас, латиноамериканцев. В каждом из домов одна квартира (если дом пятиэтажный) или четыре (если двенадцатиэтажный) предоставляется семьям латиноамериканцев, находящихся в изгнании, причем квартиры обставлены, с холодильником, радио, телевизором, газовой плитой на кухне и даже с постельным бельем и посудой. Все это бесплатно.
Вот почему большая часть латиноамериканцев сосредоточена именно в Аламаре. Уругвайские дети и подростки говорят здесь если не на двух языках, то, без сомнения, на двух наречиях. На улице, бегая и играя со своими сверстниками, ребенок говорит с ярко выраженным кубинским акцентом. Но едва лишь вернется домой (а дома родители упорно и сознательно продолжают употреблять типично уругвайские обороты), он уже больше не малышок, как принято говорить на Кубе, а уругвайский бутуз.
Аламар — славное место, хоть, может, автобусов и деревьев здесь меньше, чем надо бы, зато тянет легким соленым ветерком с моря, которое в двух шагах, да к тому же тебя здесь постоянно окружает искренняя братская забота.