— Оно бы неплохо.
Прежде чем пить, они посмотрели друг на друга, и она улыбнулась.
— Удивилась я вашим делам и чуть не забыла про свои.
— А вот теперь — не верю.
— Я шучу. Как тут забудешь!
— Грасиела, и это все? Не хочешь спать с Сантьяго, когда он выйдет, и все, или еще что-то?
— Раньше ничего другого не было. Мы как-то отдалились друг от друга, я от него отдалилась. Я не хотела, чтобы мы с ним спали, когда он выйдет.
— А теперь?
— Теперь все иначе. Кажется, я влюбляюсь.
— Вон что!
— Не влюбилась, только влюбляюсь.
— Значит, влюбилась.
— Может, и так. А может — нет. Вы его знаете, это Роландо.
— А он тебя любит?
— Ему тоже нелегко. Они с Сантьяго очень дружили. Не думайте, я понимаю, что это еще больше все усложняет.
— Значит, по-твоему, положение сложное?
— Конечно. Очень.
— Что же ты думаешь делать? Что сделала? Сантьяго не написала?
— Потому я к вам и пришла. Я не знаю, что делать. Сантьяго мне пишет как влюбленный. Уверена, он не лжет. С одной стороны, мне очень стыдно отвечать как ни в чем не бывало. А с другой стороны, какой ужас, только представьте — там, взаперти, узнать, что я ему не жена и влюбилась в одного из его лучших друзей. Такое письмо эти садисты не задержат. Иногда мне кажется, что написать все равно надо, иногда — что это не нужно и жестоко.
— Тяжело тебе?
— Да.
— Я думаю, сейчас ты правильно сказала, это не нужно и жестоко. Сантьяго живет ради тебя и Беатрис.
— А вы?
— Я его отец. Это другое дело. Родителей получают, а не выбирают. Жену и детей как бы сами создают, тут воля свободна. Конечно, он любит меня, и я его люблю, но мы не были так уж близки. Мать — с ней иначе, они понимали друг друга, он очень страдал после ее смерти. Конечно, ему тогда было пятнадцать лет. А теперь, ты уж поверь мне, только вы с Беатрис — его будущее, близкое ли, далекое, это неважно. Там, в тюрьме, он думает, что снова будет с вами обеими, как раньше.
— Да, так он и думает.
— Ну вот, ты сама говоришь, если бы он не был в тюрьме, все было бы проще. Не слишком приятно, а проще. Расстаться всегда тяжело, но иногда оставаться вместе против воли — еще хуже.
— Что вы мне посоветуете?
Дон Рафаэль допил виски. Теперь вздыхает он.
— Нельзя лезть в чужую жизнь.
— Так ведь Сантьяго ваш сын.
— Ты тоже мне вроде дочери.
— Я это всегда чувствовала.
— Знаю. Потому все еще сложнее.
Опять звонит телефон, дон Рафаэль не берет трубку.
— Не беспокойся, это не Лидия. Я ведь тебе не сказал, как ее зовут? В такое время звонит один зануда. Ученик, справки ему нужны, библиография.
По-видимому, ученик упрям и терпелив или терпелив и упрям. Телефон звонит снова. Потом затихает.
— Если уж ты спросила, я за то, чтобы ничего такого не писать. Притворяйся, как притворялась. Знаю, это нелегко. Но помни, ты на свободе. Ты еще что-то любишь, чем-то занимаешься. А у него — четыре стены да решетка. Правда его убьет. Я бы не хотел, чтобы мой сын сломился именно теперь, когда он столько перенес. Позже, когда он выйдет — он выйдет, я знаю, — ты сможешь все прямо ему сказать, хотя ему будет очень больно. И еще скажи, что я велел тебе молчать. Сперва он сорвется, закричит, как в доброе старое время, может — заплачет. Ему покажется, что рухнул мир. Но тогда он будет на свободе, не в тюрьме, и у него, как теперь у тебя, будут и другие интересы. Так я считаю. Ты сама просила говорить прямо.
— Да, просила.
— Согласна ты со мной?
Теперь казалось, что он волнуется больше, чем она. Наклоняя бутылку, он заметил, что рука, держащая бокал, чуть-чуть дрожит. Заметила это и Грасиела.
— Спокойней, спокойней, — сказала она, как сказал он ей вначале. Напряжение спало, но засмеялся он с натугой.
— Наверное, вы правы. Так будет лучше всего. Во всяком случае, другого выхода не видно.
— Я сам понимаю, что ни реши — все трудно принять. И знаешь почему? Потому что невозможно принять то, что случилось с Сантьяго.
— Наверное, я сделаю, как вы сказали. Буду притворяться.
— Кроме того, мы не знаем, что будет со всеми нами. Теперь он тебе не нужен, потом ты опять можешь его полюбить.
— Вам кажется, я легкомысленная, да?
— Нет. Мне кажется, у всех у нас — и здесь, и в других местах — разладилась жизнь. Мы стараемся ее наладить, кто как может, начать сначала, навести мало-мальский порядок в наших чувствах, отношениях, утратах. Но только зазеваешься — опять все расползается, опять хаос. Прости такой нелепый повтор, с каждым разом хаос этот становится хаотичней.
