Лучше уйду. Знаю, этой ночью мне предстоит обстоятельно продумать тему Долли, то бишь Долорес, и я должен быть спокоен, должен приберечь все свое спокойствие для этой ночи.
Абелья говорит, что ходить пешком каждый день очень полезно, он, мол, таким способом согнал свой живот. Мне бы еще не мешало есть поменьше хлеба, и не пить за обедом пиво, и употреблять меньше соли, и отказаться от сладкого, и делать зарядку по утрам. Правда, я никогда, даже в лучшие мои времена, не мог достать руками до носков, но боюсь, что вскоре даже при максимальном сгибании колен не смогу достать до щиколоток. Чувствую себя негибким, одеревеневшим — словом, на все сорок четыре года.
— Привет, нотариус.
Я с ним знаком с незапамятных времен. Ловкий посредник для тороватых клиентов.
— Как удачно, что я вас встретил, Флейтас, сегодня как раз собирался с вами поговорить; мне нужен новый переводчик. Венесуэлец от нас уходит. Говорит, мы слишком провинциальны. Все та же история с call-girfs. Янки, видите ли, требуют француженок новой волны. Говорят, уругвайки — это фи! — почти как пуэрториканки. Что вы скажете? Мы-то с вами знаем каждую нашу уругвайскую девчонку, так ведь? Дело в том, что они — управляющие, вице-президенты, региональные инспектора — люди все занятые и привыкли к тому, что нажмешь на кнопку — и нате вам, извольте. Так я ему и сказал: что поделаешь, Габальдон, ведь мы слаборазвитые. Беда в том, что он уходит. Сейчас надо искать человека, который говорит по крайней мере на трех языках: английском, французском, немецком. Нет, русский пока не требуется. Китобои обходятся без наших неоценимых услуг, Флейтас, и к тому же не нуждаются в переводчиках. Как вы полагаете? Когда угодно, че. К вашим услугам, как всегда.
Как хочется пить. Чего-нибудь прохладного, да поскорей, пусть мое брюхо увеличится на десять сантиметров. Кока-колу, грейпфрутовый сок, чего угодно, лишь бы похолодней. Ааааах, прошел семь кварталов — и уже устал, вот теперь, когда сел, я это почувствовал. Какое совпадение, за этим столиком я сидел только раз, когда Ларедо рассказывал мне, как его надули. Бедняга. Вот кого можно назвать жертвой обстоятельств. Ну и слабаком, конечно. Потому что, когда он понял, что тот другой, некий Агирре, делает махинации с чеками, первым его побуждением было донести, но тот начал хныкать, лазаря петь — мол, жена, двое детей, новое будущее, все возмещу, уверяю тебя, не погуби меня, если скажешь, я покончу с собой и так далее. А Ларедо был кругом в долгах, и кредиторы каждый день являлись в контору, ставя один ультиматум за другим, и он в тревоге, что не может ни выплатить сразу, ни отсрочить, ни добиться выплаты частями, а Агирре что ни день твердит ему: да ты тоже подделай, это так легко, потом пойдем в казино, сыграем разик-другой, и вот увидишь, все погасим, а на следующий день опять, и никто не узнает, а потом все возместим, вот увидишь, все будет хорошо, а пока ты хоть от смерти уйдешь, разве не понимаешь, они же тебя повесят. И вот как сел он за игорный стол в первый раз, тут же и проигрался вдрызг, а потом попробовал еще раз, а потом перешли на рулетку и продули тысяч пять в одну ночь, и возмещение долгов все откладывалось. Пока кассир что-то не заподозрил и как-то вечером, попросив разрешения у дирекции, остался проверить счета и все обнаружил, то есть все, что знал Ларедо, и еще многое сверх того, потому что в одном мошенничестве крылось еще и другое. Агирре и его, Ларедо, надувал. Он мне все рассказал и прямо отсюда пошел сдаваться в полицию.
— Послушайте, эта кока-кола не холодная. Я просил холодную. Принесите что-нибудь другое, все равно что, только холодное, как лед. Ну и что, что теперь апрель. Все равно жарко.
А потом, через год, когда я встретил его на углу улиц Мисионес и Ринкон, это был совсем другой человек. Десять месяцев в тюрьме Мигелете, только и всего. Знаете, Будиньо, теперь я убедился, что по сути своей я не мошенник — если за эти десять месяцев я не стал профессиональным преступником, я, по-моему, могу держать голову высоко. Вы себе не представляете, что это такое: приставания педерастов, вербовщики, убеждающие заключенных заниматься после тюрьмы карманным воровством, контрабандой, подделкой документов, жульничеством. Здесь, в Аргентине, или же в Чили.
