Перед заходом солнца - страница 4
Паула Клотильда (вполголоса, Ганефельдту). «Мальчишка». Ну и скажет! Как это вам нравится?
Клаузен. А вот это Эгмонт. Мы его зовем Эгерт. Ему двадцать лет, и он еще не вполне осознал серьезность жизни. Но пока что я за него не беспокоюсь. Для каждого из нас приходит час прозрения.
Обер-бургомистр. Без вашего сына картина жизни нашего города была бы неполной. Мы всегда с удовольствием наблюдаем, как он проносится на своем «мерседесе».
Один из членов муниципалитета. И, кстати, многие наши дамы свернули себе шею, вытягивая ее вслед вашему сыну.
Эгмонт. Ну меня бывают мрачные минуты, но я не выношу нашей серой послевоенной эпохи и хватаюсь за кусочек живой жизни всюду, где только возможно.
Один из членов муниципалитета. «Радость – дочь благого неба».[9]
Гейгер. О, конечно! «Радость – искра божества».
Обер-бургомистр. Без дочери благого неба молодым людям, конечно, не обойтись. (Сдержанный смех.)
Клаузен. Возможно, мы не правы, когда в открытых дискуссиях обходим психологические моменты. Раньше философы говорили о блаженстве и счастье, а теперь только о готовых товарах, полуфабрикатах и сырье… А вот моя дочь Беттина…
Один из членов муниципалитета…хорошо известная в благотворительных кругах.
Клаузен. У моей Беттины доброе сердце. Часто она и мне приходила на помощь в тяжелые минуты. А это моя младшая дочь Оттилия. В детстве она доставляла много забот своей матери и мне, – зато как много радости принесла она нам в дальнейшие годы. А вот ее муж – мой зять. Господина Кламрота, надеюсь, мне нечего вам представлять.
Кламрот (слегка раздраженно, но стараясь быть любезным). Как мужа своей жены – конечно, нет.
Оттилия испуганно хватает мужа за руку.
В чем дело? Ведь я говорю правду, Оттилия.
Клаузен. Вы всегда это делаете.
Обер-бургомистр. Сердечная прямота господина директора Кламрота известна всему городу.
Один из членов муниципалитета. Но у вас есть большой недостаток, господин Кламрот. Несмотря на наши настоятельные просьбы, вы отказываетесь войти в состав магистрата.
Кламрот. Терпение, господин муниципальный советник, поживем – увидим.
Обер-бургомистр. Какой чудесный портрет висит у вас на стене, господин тайный советник!
Клаузен. Разве вы никогда не были в этой комнате? Это портрет моей покойной жены, когда она была девушкой. Его написал Фридрих Август Каульбах.
Гейгер. Это была самая красивая молодая дама, какую я когда-либо видел в своей жизни.
Беттина. Посмотрите, господа, вот справа, на этой длинной шведской перчатке,[10] бабочка; художник сказал маме, что это – он сам, и он будет таким образом сопровождать ее всю жизнь…
Клаузен. Не угодно ли дорогим гостям окунуться в праздничный водоворот! Спустимся в сад.
Обер-бургомистр (на балконе, смотрит в сад). Этот сад в самом центре города – настоящее чудо. Тишина, как в деревне, не слышно автомобильных гудков. Я каждый раз заново этому поражаюсь.
Вуттке (подходит к Клаузену). Господин тайный советник, разрешите вас на секунду.
Клаузен. В чем дело?
Вуттке (умоляюще). Только одна подпись.
Клаузен (со вздохом). Мой настоящий крест этот доктор Вуттке! (Подписывает и уходит вместе с гостями в сад.)
Остаются Вуттке и доктор Штейниц. Вуттке кладет подписанную бумагу в портфель.
Вуттке. Будьте здоровы. Я ухожу. Что это у вас в руке?
Штейниц (показывает мазок на стекле). Капли крови.
Вуттке. Надеюсь, реакция Вассермана[11] отрицательная?
Штейниц. Только хлороз,[12] очень просто.
Вуттке. А, малокровие? Кто этот счастливец?
Штейниц. Это не он, а она. Инкен Петерс, родом из Хузума[13] или Итцегоэ.[14] Она завоевала сердце нашего старого хозяина.
Вуттке. Да ну! И он тут же требует анализа крови?
Штейниц. Нет, это была моя мысль. Тайный советник поручил мне наблюдение за ее здоровьем.
Вуттке. Как вы относитесь ко всей этой истории?
Штейниц. Маленький каприз – не больше. Его можно простить человеку, вновь почувствовавшему себя здоровым.
Вуттке. Однако этот каприз начинает уже кое-кого беспокоить.
