Салис задрал голову. Силуэтами на ярком фоне плыли, растопырив руки и ноги, пять тел. Выглядело это так, будто они взлетели откуда-то сзади и по дуге уходят вверх вместе с полями сои и маиса, хотя на самом деле висели неподвижно. Месяцев пять назад какой-то молодой оболтус рассчитал ускорение, позволявшее уравновесить центробежную силу и невесомо зависнуть в воздухе. Неплохое развлечение, лишь бы они не приближались к искусственному солнцу и не сбили ускорение до посадки.
Со стороны машинной палубы к летунам устремились две полоски пара. Салис указал на них.
– Охрана их взяла.
Вандеркост покачал косматой башкой.
– Тон муэртас.
– Молодые, глупые. Но, как говорил Руми, «фихи ма фихи»[9]. – В голосе Робертс звучало сочувствие – но она и годами была ближе к летунам-правонарушителям. – Ты от роду трезвее камня, кве?
– От роду уважаю чужие права, – возразил Вандеркост. – Моя дурь только меня убьет.
Робертс, сдавшись, пожала плечами. На кораблях – настоящих, летавших по нужную сторону врат – безопасность среды была важнее всего. Перепроверяй все, что уже перепроверил, чисти даже то, что прочищено. Скорость и свобода быстро приводили к смерти, и не только тебя, твою семью и команду заодно. Что-то в больших станциях – таких как Церера, Гигея, Ганимед, а теперь и Медина – словно давало ребятишкам лицензию на глупость. На безрассудство.
Стабильность, подумалось Салису. Такой огромный барабан что-то меняет у людей в головах. Ему и самому казалось: такую здоровенную штуковину не поломаешь. И ничего, что на самом деле барабан не так уж велик. Что сломать можно все что угодно. Даже Землю сломали. Вести себя так, словно риска не существует, – значит всех подвергать опасности.
И все равно он немножко жалел задержанных безопасниками ребятишек. Дети есть дети. Для детства тоже где-то должно быть место. У марсиан было. И у землян. Одни астеры столько поколений расплачивались жизнью за первую же глупость, что запретили детям играть.
Он прищурился против света. Безопасники с летунами направлялись к поверхности, туманный след реактивных ранцев расширялся, на спуске плавными спиралями обходя солнце.
– Жаль, – буркнул Вандеркост.
– Слыхали, – спросила Робертс, – что в секторе F опять душевые не работают?
– Аллес в проекте для полной g, – отозвался Вандеркост. – И с полями та же история. Не просыхают как следует. Раскрути барабан, как лос мормонс задумывали, все заработает.
Робертс засмеялась.
– Все, кроме нас. Расплющит нас.
– Надо с этим что-то делать. – Вандеркост жевал шарик творога.
– Мы и делаем. Все будет работать, – сказал Салис. – Такой роскошный корабль – если мы его не наладим, значит, мы его не заслуживаем.
Он допил пиво и встал, жестом спросив, не хочет ли кто из собеседников добавки. Вандеркост захотел, Робертс нет. Салис по земле прошел к бару. «И вот это тоже, – думал он. – Растения, ложное солнце, ветерок, пахнущий листвой, перегноем, молодыми побегами». В барабане Медины он впервые ступал по настоящей почве. Не по слою пыли и грязи – этого везде хватало, – а по почве. В чем разница, Салис не знал, но разница была.
Бармен заменил Салису грушу на полную и добавил вторую для Вандеркоста. Вернувшись к столу, Салис обнаружил, что разговор перешел с летунов на колонии. От одного до другого один шаг. Те и эти рискуют по-глупому.
– Альдо рассказывал, что из врат Иерусалима опять грозятся, – говорила Робертс. – Мол, шлите им сердечники для реакторов, не то сами возьмут.
– Попробуют, нарвутся на сюрприз. – Вандеркост взял у Салиса свежую грушу. – Пальнем из пушки, и аллес ла в прошлом.
– Возможно, – сказала Робертс и закашлялась. – Но мы могли бы и послать, а?
– Чего ради? – оскалился Вандеркост.
– Им нужны, а у нас есть, – объяснила Робертс.
Вандеркост презрительно отмахнулся. «Кому какое дело, что им нужно». Однако что-то в интонациях Робертс зацепило внимание Салиса. Она как будто чего-то не договорила. Поймав взгляд ее темных глаз, он вопросительно вздернул подбородок. Недосказанные слова потянули ее голову вперед – вышло вроде кивка.
– Могли бы помочь, стоит захотеть. Почему нет, си но? Почему нет, мы ведь уже не то, чем были, мы, – договорила она. Вандеркост помрачнел, но Робертс продолжала: – Мы это и сделали. Мы. Сегодня.
