При слове «свадьбы» Эльвира с плотоядной надеждой посмотрела на нас.
«Ладно, приезжайте еще, — остановилась она. — Ты, товарищ Яша, рыженький наш, Гулю люби и защищай. А когда будешь целовать, то на губы сильно не напирай, а лучше поцелуй ей по отдельности каждый глаз. Потом возьми руку, между пальцами на руке поцелуй и ее грудь не оставь без внимания…»
«Эльвира!» — сказала Гуля.
«Гулечка, я же как старший товарищ советую. Главное, Яша, от детства не отрекайся, детство — самое коммунистическое время жизни. Гуль, ты расскажи ему потом о стеклянном человечке, который детство ворует. Жил здесь такой раньше, еле прогнала. Не забудь рассказать, обещаешь? Целую. Целую вас крепко, товарищи. И тебя, Гуля, в глаза целую и в грудь, и тебя, рыженький, туда же… А что? Товарищи мужчины тоже любят, когда им грудь языком тревожат. Приезжайте!».
Больше мы туда не приезжали.
Только дня через три я увидел во сне, как иду ночью по дому Пра.
Под ногами хрустит песок. Открывается дверь на кухню. На кухне свет. В самом ярком месте сидит Эльвира в расшитом золотом платье. Перед ней миска с молоком. Эльвира чистит над ней большой гранат. Красные зерна падают в молоко. Туда же капает сок. Молоко становится розовым, Эльвира глядит на меня и все сыпет зерна.
Гуле об этом сне я рассказывать не стал.
Эльвира напомнила другую женщину. Самую первую. От которой я запомнил только горячее яблоко колена.
Мы ехали в одном троллейбусе. Троллейбус умирал и оживал и все тащился по направлению к Дружбе. Мы дергались, приклеившись ладонями поручням.
Она покачивалась рядом. С большими базарными сумками, раздутыми, как две опухоли.
Несколько остановок по мне двигался ее взгляд.
Вначале я почувствовал его на затылке. Потом он влажно скатился по шее и пополз по спине, постепенно согреваясь. На пояснице он уже был таким горячим, что я повернулся и посмотрел на нее.
Так взрослые ищут взглядом маленького идиота, пускающего им в лицо солнечные зайчики.
Горячая капля на пояснице набухла, вздрогнула и скользнула вниз.
«Пойдем со мной», — сказал ее голос.
Мы вышли из троллейбуса. Я нес ее сумки.
Когда мы вошли в лес девятиэтажек, она положила мне на глаза ладонь. Она не хотела, чтобы я запомнил дорогу. Ладонь пахла сумками и поручнями троллейбуса.
Стали подниматься. Под ногами застучали ступеньки. Она вела меня, как слепую лошадь.
Мы вошли в квартиру, она сняла с меня ладонь. В коридор вышли дети: «Это наш новый папа?». «Да, на сегодняшнюю ночь это будет ваш папа», — сказала женщина и стала доставать из сумок продукты.
Потом мы сидели на кухне и слушали, как шипят котлеты. «Останься у меня», — сказала она, опуская мне в тарелку котлету и сухие комья гречки. В котлете отблескивала кухонная лампа.
Потом я звонил домой и лгал, а она вытирала руки об халат. Было слышно, как дети за стеной кидаются друг в друга гречкой.
Сколько ей было лет? Может, двадцать. Может, сорок. Есть женщины, заспиртованные в одном возрасте, как уроды в кунсткамере.
Но она была красивой. Колено.
Потом я помогал детям собирать железную дорогу. Поезд носился по рельсам и сбивал маленьких человечков, которых мы заботливо укладывали на его пути.
Наконец я отлепился от детей и зашел в спальню. Она стояла над кроватью и трясла простыней. «Как тебя зовут?» — спросил я. Она посмотрела на меня и опустила простыню. Простыня вздулась воздушным куполом и медленно осела. Мы легли. Было холодно.
В спальню заглянули лица детей.
«Что смотрите? — сказала женщина. — Несите скорее презерватив. Или вы хотите еще братика или сестренку?»
«Нет, лучше собачку!» — крикнули дети и бросились выполнять поручение.
«Они знают, что такое… презе…?» — спросил я, замерзая.
«Это было первое слово, которое они научились говорить, — ответила женщина. — А еще они на английский ходят».
Потом мы замолчали, потому что говорить было не о чем.
И я познал ее.
Утром мы наблюдали мокрый снег. Я увидел длинный кухонный нож у изголовья кровати. «Если бы мне было с тобой пресно, я бы тебя убила, — объясняла она, заправляя кровать. — И если бы слишком сладостно — тоже».
Я посмотрел на нож, на нее, потом на свои голые руки и живот. В окне продолжался снег.