По одну сторону — блестящие побрякушки, по другую — кровь.
Лия снова передала ему трубку. На том конце провода был Вернер.
— Этот тип собирается отправиться скоростным поездом в Париж.
— Не отпускай его.
Авола был твердо убежден в преданности этого немца, выполнявшего обязанности шофера и телохранителя не потому, что они были связаны какими-то дружескими чувствами. А потому, что он располагал свидетельскими показаниями и отпечатками пальцев, которые изобличали этого образцового слугу как автора ряда вооруженных нападений и убийств в Берлине. Эти документы неминуемо попали бы в руки правосудия, если бы вдруг произошло несчастье с тем, кто хранил их в банковском сейфе: его вскроет следователь в случае смерти владельца. Кроме того, белокурый силач не относился к числу «людей чести». «Коза ностра» вербует в свои ряды исключительно уроженцев Сицилии, а «каморра» — неаполитанцев. А потому он был лишен той слепой преданности преступному клану, которая заставляет мафиози соглашаться с самым ужасным приговором — даже тем, который осуждает его на смерть. Чтобы не попасть на всю жизнь в беззвучную камеру образцовой германской тюрьмы, у этого уголовника не оставалось иного выхода, как стать между Карло и наемными убийцами, если бы обстоятельства изменились и «благородное общество» вынесло Аволе смертный приговор. А это всегда было возможно — из-за какой-нибудь случайной причины или войны кланов. В таком случае Авола мог надеяться получить передышку и заключить сделку с властями, выдав в обмен на их защиту своих прежних друзей.
Лучше было все предусмотреть заранее…
Позднее раздался еще один звонок. На этот раз вызывал Фабио.
— Девка только что оформила билет до Сиракузы через Рим. Она садится в самолет, который сейчас вылетает.
Импресарио размышлял недолго. Доверять мафиози с золотым кольцом в ухе так же, как берлинскому головорезу, он не мог. Мнимый продавец автомобилей был всего лишь бесчувственной машиной для убийств, послушным орудием в руках «крестного отца». Его обязательно нужно было заменить, пока тот не заподозрил, что случилась какая-то осечка. Авола прикинулся равнодушным.
— Оставь ее. — И добавил с ноткой вполне правдоподобного раздражения: — Я бы предпочел, чтобы эти фотографии появились позже. Но это не имеет большого значения. Возвращайся. Ты мне нужен.
Фабио не стал спорить.
— Чао. Я еду.
Карло повесил трубку, довольный тем, что нейтрализовал Фабио хотя бы на время. Но его охватила тревога, что этой потаскухе нужно в Сиракузе? Почему она отправилась не в Палермо, Катанию или Мессину, крупные города, где могла бы рассчитывать собрать кое-какие сведения о Карло Аволе? Почему именно Сиракуза? Холодный страх стал заползать ему в душу. Как далеко позволило зайти двум журналистам знание номера счета в «Чейз Манхэттен Бэнк»? Недооценив их, он допустил ошибку. Надо было действовать. И без промедления. Почему Сиракуза?
Он отпустил Лию и Пиа, сославшись на необходимость закончить свой туалет. Они ушли, две хрупкие и соблазнительные статуэтки на изящных каблучках. За их фривольной внешностью скрывалась потрясающая работоспособность. Впервые, с тех пор как он их нанял, Авола задумался над тем, что они представляют собой в действительности (поведение другой красивой женщины подтолкнуло его к этой мысли). У них не было никаких привязанностей, кроме как друг к другу. Всегда готовые к работе, строгие статуэтки в платьях от Диора или Кристиана Лакруа. Их внешность была обманчива. Они выдавали себя за уроженок Турина. Он не проверил, нанимая их на работу, действительно ли они из столицы Пьемонта. Авола знал, что мафия никогда не требовала клятвы от женщин, но теперь он вдруг проникся уверенностью, что его очаровательные секретарши ее принесли. Они, как отражение в зеркале, походили одна на другую. Настолько, что он различал их только по браслетам, которые им подарил. И теперь он подозревал, что зеркала отражают фальшивый образ.
Лия и Пиа могли быть Парками, приставленными Организацией к его судьбе, готовыми в любой момент перерезать ее нить, если получат приказ. И, словно Икар, чьи восковые крылья растопились, когда он слишком приблизился к солнцу, Карло, поднявшийся из жалких закоулков Сицилии, допустил ошибку, стремясь к очень яркому свету. Он вызывал зависть, злобу и ненависть людей, которые только и ждали от него какой-нибудь ошибки, чтобы сбросить в небытие. Обычная судьба в том мире, где жены и матери, несмотря на жаркое солнце, чаще всего носят темные траурные одежды, словно стремясь обмануть злую судьбу, заранее внушив ей, что они уже вдовы или страдают душой и телом.
