— Porca miseria! Жалкая свинья!
Ему нужно было взять себя в руки, прежде чем связаться с «человеком чести», который ждал его звонка в темноте сицилийской ночи. Ибо он хорошо знал эту старую бестию. Вкрадчивый, участливый, дружески настроенный. И безжалостный к тем, кто оказался неудачливым. Сколько людей уходили от него ободренными, а потом их находили с выпотрошенным брюхом на углу соседней улицы…
— К чертовой матери!
Трудно было понять, адресовалась ли эта брань «крестному отцу» или собеседнику из Вильгранда. Однако, осушив залпом бокал шампанского, он решился набрать код Италии.
Устроившись в глубине пивного зала в «Эсперанс» и дожидаясь Доминик, Франсуа набрасывал заметки для журнала «Баллон д'ор». Он ограничивался лишь фактами, видимой частью айсберга. Его одолевало искушение показать поглубже подготовку к сомнительной сделке, о которой ему первому удалось узнать, и указать на роль некоторых персонажей, замешанных, возможно, в драматических событиях последних дней. Их нетрудно было бы связать друг с другом. Какой журналист, даже специализирующийся лишь на спортивной рубрике, не использовал бы этот шанс? Есть что-то опьяняющее в том, что ты способен показать широкой публике оборотную сторону медали. Возможность выставить на свет тайны, доступные лишь посвященным, создает впечатление, что ты можешь заглянуть в зазеркалье, описать действующих лиц такими, какие они есть, а не такими, какими хотят казаться. Отсюда, вероятно, проистекает тяга некоторых представителей масс-медиа к провокации, к обострению конфликтов. Они слишком торопятся объявить себя высшим судьей, призванным предавать всеобщему осуждению каждого, кто имел несчастье попасть под подозрение.
Но подобные приемы были чужды Рошану. Даже говоря о футболе, он никогда не позволял себе недоброжелательных замечаний, навсегда подрывающих репутацию людей. Хотя в данном случае он был вправе воспользоваться случаем.
Он довольствовался изложением фактов, касающихся финансового положения клуба, и описанием полемики между действующими лицами.
Эта сдержанность была связана и с тем, что, как он считал, половина темы принадлежит не ему.
Другие влюбленные дарят розы. Он решил разделить добытую информацию с Доминик Патти. Подобный способ сделать признание стоил многих других. Хотя его и трудно было бы расшифровать…
— Нам ну-жен гол-ол-ол!..
Франсуа прервал работу, услышав этот воинственный крик болельщиков Вильгранда, поднял голову и увидел Амеде Костарду, который, протянув руку, направился прямо к нему, не обращая внимания на приветствие собравшихся за другим столом любителей футбола.
— О, Франсуа… Надеюсь, ты не будешь хлестать наш клуб в своей статье?
Тон был вполне доброжелательным. Но со скрытым намеком. Словно предупреждение, подчеркнутое мощным рукопожатием.
— Я, как и вы, был на пресс-конференции, Костарда. — Франсуа никогда не любил самоуверенного «тыканья». И он не боялся крикунов. — И, если бы понадобилось кое-что добавить, я не стал бы спрашивать у вас разрешения.
Костарда, чуть остыв, пробормотал:
— Вы меня неправильно поняли. Я желаю вам только добра, потому что я один из ваших постоянных читателей… Но все же будьте осторожны… Я знаю тех, кто не очень-то любит очернителей.
Он повернулся и пошел к тем, кто скандировал хором:
— Кос-тар-да с на-ми! Кос-тар-да с на-ми!
— Может быть, ты просто сделал плохой выбор, мой дорогой Карло.
Голос «крестного отца» звучал так покровительственно в телефонной трубке, что еще больше встревожил Аволу, прекрасно знакомого с лицемерием главы сицилийской мафии.
— Никого больше не было, дон Джузеппе. Наши люди нашли лишь всякую мелочь в прошлом других членов руководящего комитета… И насколько я понял ваши указания… Я исходил из того, что одних только денег недостаточно, чтобы добиться полного послушания одного из них. Лучше действовать при помощи угроз. Особенно если эта угроза сулит потерять положение в обществе.
Доносившийся через Средиземное море старческий голос человека, сумевшего убрать всех своих соперников и даже генерала карабинеров, посланного Римом для уничтожения «коза ностры», приобрел назидательный тон.
