Его увлекло собственное красноречие. Это была репетиция выступления на заседании муниципального совета.
— Во-вторых, я предложу городу поручиться за клуб перед банками, чтобы те предоставили заем… В-третьих, я буду рекомендовать, чтобы Пьер Малитран вновь занял пост президента клуба.
Все было сказано.
Франсуа встал. Так и не зная, уступил ли Жомгард, или он действительно все решил заранее. Но какое это имело значение? Важен был, как и в матчах, результат. Мэр-депутат протянул ему руку.
— Мы остаемся друзьями?
Франсуа пожал ему руку, подтвердив:
— Вильгранду повезло, что избрали вас. Вы всегда сможете рассчитывать на мой голос.
На минуту им обоим показалось, что они услышали пульс города в уличных шумах, ворвавшихся через открытое окно вместе с щебетанием птиц в деревьях на площади.
Франсуа пришел чуть раньше срока в пивной бар «Эсперанс».
Сидя перед столиком на террасе, казначей объединения болельщиков заканчивал сбор денег для поездки в Лион на матч в субботу вечером. Вездесущий, когда речь шла о футболе, Амеде Костарда следил за ходом операции. Увидев репортера редакции «Баллон д'ор» и забыв о стычке с ним два дня назад, патрон вильграндских футбольных клакеров устремился ему навстречу, протянув руку.
— Привет, Франсуа. Говорят, вы сражаетесь, чтобы с нами не случилось беды?..
Телепатия или «арабский телефон»? Или двери бывают не так плотно закрыты, как нам кажется. Что бы ни было, но вдохновитель местных болельщиков уже не прибегал к неодобрительному «ты».
— Мы сняли специальный скоростной поезд, чтобы утереть нос этим ткачам. У нас есть место, оставленное специально для вас. В первом классе. Это подарок от тех, кто хочет поблагодарить вас за ваши усилия.
В этот момент на террасе появилась Доминик и направилась к ним. Она успела зайти домой и переодеться. Золотисто-желтая блузка с большими карманами на груди и черная юбка классического покроя делали ее неотразимо привлекательной и в то же время недоступной. Костарда восхищенно присвистнул и предложил:
— Есть еще билет туда и обратно для мадемуазель, если она пожелает.
Доминик Патти устремила на Франсуа вопросительный взгляд. Он объяснил.
— В субботу вечером клуб играет в Лионе.
Она равнодушно отказалась:
— Я в это время буду в Париже.
Костарда не настаивал и вернулся к сбору денег. А двое журналистов устроились за столиком, ничем не выдавая своих чувств. Только их глаза говорили о них, в то время как губы произносили обычные фразы.
— У тебя все нормально?
— Да, а как ты? Это было не очень трудно?
— Не очень. Но я переживал за тебя, пока не услышал твоего сообщения на ответчике.
— Нe нужно было переживать. Сицилия великолепна. Там все было спокойно. Рассказывай.
Франсуа не выдал своего недовольства этой краткостью ее ответов и стал рассказывать о своих парижских розысках, остановившись на откровенных признаниях бывшей секретарши и любовницы Жан-Батиста де Лa Мориньера, аресте шофера и телохранителя Карло Аволы, которого после совершенного им убийства разыскивала берлинская полиция. Он сообщил о гибели импресарио в авиационной катастрофе и странном дорожном происшествии, жертвой которого только что стал бывший страховой маклер, когда тот ехал на выборы нового президента клуба.
Пока он рассказывал, Доминик не сводила с него глаз. Полученная информация заполнила последние белые пятна в их расследовании и взволновала ее. Она испытывала в то же время нежность к этому человеку, старше нее на двадцать лет, который смог преодолеть свои устоявшиеся привычки и окунуться вместе с ней в это приключение. Доминик вздрогнула, представив себе, что бы произошло, если бы Вернеру удалось навести на него ствол своего револьвера где-нибудь в пустынном месте.
А Франсуа, словно не замечая ее полного любви взгляда, сохранял невозмутимость вплоть до конца своего рассказа, преодолевая безумное желание заключить ее в объятия.
Эту сдержанность можно было отнести на счет той свойственной людям трусости, из-за которой они предпочитают неопределенность, опасаясь столкнуться со слишком жестокой правдой.
Что им мешало? Зачем нужна была эта жестокая игра?
