— Машинист, у нас есть для тебя кое-какое дело.
Рот и горло Денни наполнились слюной, и ему пришлось дважды сглотнуть, прежде чем он смог заговорить.
— Пожалуйста, не убивайте меня.
— Пошли со мной, — велел вожак.
Денни вцепился в стойку.
— Только не меня. У меня жена и пятеро детей. Моя жена больна, она не выходит из больницы…
— Не волнуйся. — Главарь оттащил Денни от стойки. — Нужно, чтобы ты вернул обратно те девять вагонов, когда восстановят питание.
Он взял Денни за руку и отвел к задней двери. Коренастый бандит встал им навстречу. Денни отвел глаза от окровавленного рукава.
— Возвращайся в кабину первого вагона, — приказал главарь, — и жди распоряжений центра управления. Я помогу тебе спуститься на пути.
Денни заглянул ему в глаза. Они были совершенно лишены какого-либо выражения; он был уверен, что таким же было бы и лицо главаря, не скрывай его маска.
Главарь распахнул аварийную дверь с разбитым окном. Денни отпрянул назад.
— Ручка управления, — сказал он. — Как я смогу управлять поездом без ручки управления и рукоятки тормоза?
— Тебе пришлют полный набор инструментов.
— Я терпеть не могу пользоваться чужим инструментом. Вы же понимаете, у каждого машиниста своя собственная рукоятка тормоза…
— Тебе придется это сделать. — Впервые в голосе главаря прозвучало нетерпения. — Пошевеливайся.
Денни шагнул было к двери, но остановился.
— Я не смогу. Там придется пройти мимо трупа. Я не смогу на него смотреть…
— Просто закрой глаза, и все, — хмыкнул вожак и подтолкнул Денни к порогу.
Растерявшийся Денни неожиданно вспомнил шутку, которую слышал, когда впервые присутствовал на обедне.
— Если дело только в этом, то я никогда не начинал первым. — Не накажут ли его за безобидную шутку? Господи, великий Боже, я не хотел сказать ничего плохого. Помоги мне выбраться отсюда, и я стану твоим самым преданным и старательным слугой. Я никогда больше не позволю себе ни единой шутки, хотя и в этой я не имел в виду ничего непочтительного. Я никогда не буду грешить, никогда не буду лгать, у меня никогда не будет нечестивых мыслей. О, Господи, ничего кроме доброты, веры и преданности…
— Спускайся, — приказал вожак.
Анита Лемойн
За мгновение до того, как вожак поднял палец, чтобы на кого-то указать, Анита Лемойн испытала предчувствие собственной смертности. Фразу эту она позаимствовала из какого-то телевизионного сериала, где герой не раз повторял её, оказавшись в трудных обстоятельствах. Она перестала обращать внимание на итальянца, с которым заигрывала, взгляд её стал нервно перебегать от толстухи прижимавшей к себе своих мальчиков, к грязной старухе с мутными глазами, дряблыми губами и распухшим носом. О, Господи!
Предчувствие смертности… Это не означало смерть в буквальном смысле слова, но понимание того, что наступит момент, когда её тело растолстеет, груди обвиснут, кожа станет дряблой, и это положит конец её шалостям, которые так высоко оплачиваются. Она вспомнила пору, когда ей было четырнадцать… А сейчас дело шло к тридцати, и наступало время подумать о будущем.
Мамаша-наседка и старуха-нищенка — это были два плеча развилки на той дороге, по которой она шла. Старуха была сама смерть, это видно сразу. Но что сказать о толстухе-мамаше, которая жужжит как пчелка в тесной безупречно вылизанной квартирке, покупает наряды на распродажах, изредка лежит колодой под одним и тем же мужиком, а все остальное время чистит, готовит да утирает сопли своим сорванцам? Обе эти варианта хуже смерти. Может, уже пришло время начинать экономить, чтобы открыть небольшую лавочку для девушек, вступающих в жизнь? Это было бы совсем неплохо, потому что тратить деньги, как она… Как она их тратила… Как тратила! На квартиру и наряды, счета в барах и всякие мелочи…
Наконец глаза главаря остановились на бедняге-машинисте, и палец ткнул в него.
Предчувствие смертности!
Ее испуганный взгляд отыскал латинского любовника. Тот смеялся, глядя, как переступает машинист, держась за поручни.
Не обращай на него внимания, подумала она, посмотри на меня, посмотри на меня. Словно услышав, он повернулся. Она выдержала его взгляд и широко улыбнулась в ответ, а потом опустила глаза и уставилась на его пах. Почти тотчас его плащ оттопырился палаткой.
