В «Желтом Кроме» есть уже все приметы того типа романа, который получил название «интеллектуального» и одним из отцов которого не без основания считается Хаксли. Однако более точным представляется другое определение «роман идей». Этим термином, кстати, пользовался и сам писатель, хорошо знавший сильные и слабые стороны своего дарования.
«Роман идей. Характер каждого персонажа должен выясняться, насколько это возможно, из высказываемых им идей. В той мере, в какой теории являются разумным обоснованием чувств, инстинктов и настроений человека, это достижимо. Главный недостаток идейного романа: в нем приходится писать о людях с идеями, то есть об одной сотой процента всего человечества. Поэтому настоящие, прирожденные романисты таких книг не пишут. Но ведь я никогда не считал себя прирожденным романистом.
Большой недостаток романа идей — в его искусственности. Это неизбежно: люди, высказывающие точно сформулированные суждения, не совсем реальны, они слегка чудовищны. А долго жить с чудовищами утомительно».
Это мысли из записной книжки Филипа Куорлза, одного из центральных персонажей романа «Контрапункт», писателя, взгляды и ощущения которого, безусловно, близки Хаксли.
Необычность, гротескность, действительно некоторая «чудовищность» персонажей заметны уже в «Желтом Кроме».
Смысл творческих достижений Хаксли-сатирика не столько в создании запоминающихся и остроумных шаржей, сколько в художественном столкновении разных, часто совершенно противоположных позиций и концепций, парадоксальных методов и систем мышления. В ранних книгах писателя ирония была грозным оружием, при помощи которого он развенчивал идеи и мнения, представлявшиеся ему ложными и никчемными.
Если рассмотреть персонажей «Желтого Крома» под этим углом зрения, то окажется, что почти все они показаны в ироническом ключе. Таков прежде всего центральный персонаж Деннис Стоун. Он романтичен и в то же время возмутительно банален, полон рефлексии и одновременно завидует уверенному в себе художнику Гомбо, влюблен в красавицу Энн и страшится этой любви, жаждет познания и творческой реализации, но ничего не знает о мире и копается в сфере чистых идей и книжных представлений. Автор относится к юноше хотя и не без сочувствия, но с явной долей иронии. Языческий, естественный, как дыхание, гедонизм Энн высвечивает всю неприспособленность Денниса к реальной жизни, неспособность к какому бы то ни было шагу, поступку, даже в плане сугубо личных отношений.
В одном из, казалось бы, «проходных» разговоров Энн и Денниса завязывается конфликт, которому в дальнейшем суждено стать постоянным, острейшим и так до конца не разрешенным для Хаксли, — конфликт между интеллектом и плотью, духовным и телесным началами в человеческой натуре. Деннис — носитель начала рефлектирующе-духовного, Энн — воплощение цельности и гармонии плоти. Но в «Желтом Кроме» между ними еще нет неразрешимого противоречия. Более того, писатель даже скорее на стороне Энн, ее прекрасной и непостижимой женственности.
Ему симпатичен и художник Гомбо, прошедший увлечение кубизмом и вернувшийся к реалистической манере письма. Недаром описанная Хаксли картина, над которой работает Гомбо, на самом деле представляет собой фреску «Видение Савла» кисти великого Караваджо. Передать картину словами — большое искусство, которым в полной мере владел Хаксли, не только тонкий критик живописи, но и сам одаренный художник.
Живое, полнокровное искусство в «Желтом Кроме», как и в других ранних романах, остается вечной, непреходящей ценностью. Писатель верит в его могущество и бессмертие. В каком-то смысле оно служит своеобразным эталоном, в сравнении с которым еще мельче и ничтожнее кажутся обитатели Крома, тем или иным способом отгораживающиеся от могучего потока реальной жизни.
Роман построен исходя из классических образцов XVIII века. Он состоит из ряда эпизодов, соединенных между собой лишь общим местом действия, поэтому в него легко и органично вплетаются вставные новеллы. Такая вольная композиция позволяет автору свободно вводить или убирать со сцены любого персонажа по мере необходимости. В «Желтом Кроме» нет развития характеров, они статичны, нет психологической глубины, зато есть щедрая россыпь теорий и мыслей, богатство остро поставленных вопросов, которые будут волновать не только Олдоса Хаксли, но и многих других писателей XX века. Причем каждый персонаж книги, как нетрудно заметить, выражает некую персонифицированную идею, но эта идея никогда не остается лишь иллюстрацией. Она оживлена, одухотворена прикосновением язвительного пера, и потому личность, ее воплощающая, индивидуальна и неповторима.
