— Тут ты прав, конечно. Может, и сделают такую вещь, кто знает, но это будет еще не скоро. Если помнишь, покрытие для лезвия разрабатывали почти триста двадцать лет, а ткань для наших костюмов почти четыреста, пока довели до ума.
— Ну, время-то у нас есть!
— Время — самое ценное, что может быть, — задумчиво проговорил Легор.
— Согласен. Порой мне становиться жалко людей, ведь они так мало живут, так мало могут увидеть, но так многое должны успеть!
— Зато они могут выбирать. А мы, как не крути, выбираем все варианты.
— То есть?
— Ну, вот смотри. Допустим, стоит человек у развилки, он должен выбрать, куда пойдет. Он знает, что больше к этой развилке не вернется. И этот выбор меняет его жизнь. А мы, как я недавно понял, что бы не выбрали, рано или поздно, вновь вернемся на это место, и выберем другой путь. Наша жизнь не одна извилистая дорога, как дорога человека, как путь через лабиринт. Наша жизнь похожа на плетение макраме, или на ветвистое дерево, если бы каждая веточка соединялась с другой в конце. Понимаешь, Оз, мы проходи все пути, ведь наша жизнь необычайно долгая. Может, так и задумывал Создатель? Я не знаю. С одной стороны — сделать выбор это очень прекрасно, значит иметь власть над своей судьбой; с другой — это сожаления и сомнения. Мы же выбора как такового не имеем — какая разница, где, например, Доминге жить, в Летающем городе или с нами, если в любом случае он будет помогать людям? Мы тоже делаем выбор. Но на жизнь он не влияет, так как выбор человека. Я вроде тоже привязан к Земле, сделал один раз выбор — ушел из восстания, хоть и не сдался, но ушел, а сравнительно недавно вновь встал перед этим выбором: сдаться или продолжить. Вот только тогда я выбрал закончить жизнь там и начать здесь, а сейчас, как и Доминга, повторно выбрал продолжить, но и тут, и там. Его выбор — он и мой тоже, и гораздо больше мой, чем его. Я ведь его направляю.
Оз задумался, и на долго. Легор тоже молчал, думая о своем, водя указательным пальцем левой руки по краю чашки и создавая едва слышные трели.
— Может ты и прав, Легор. А может, и нет! Но я не хочу лезть в эти дебри сейчас. Я устал, но на досуге подумаю над твоими словами. Как-нибудь мы еще поговорим, о'кей?
Легор кивнул.
— Нам нужно поспать. День был тяжелый. Просто ужас.
— И не говори! Ты в гостиной уляжешься?
— А где еще? Блин, мне еще потолок заколдовывать!
— И каким Макаром, скажи на милость?
— Да не знаю даже… Я так думаю, простенькую иллюзию с экраном, а том и чертей пришлю…
— И надсмотрщика к ним… — пробурчал Оз.
— Чего? — не расслышал Легор. Чети его только и боятся наверное, он ведь, как никак глава того корпуса, и правильно, что о других титулах благоразумно умалчивают. Легор не любит, когда к нему обращаются как к легенде, как к самому высокому начальнику. Таким он становился только на собраниях Совета.
Его слушаются все. А вот когда Легора нет в пределах километра, тогда черти творят что хотят, пока кто-нибудь из сотрудников не выйдет из себя и не размажет парочку по стенке (черти — сущности бессмертные, за часик-другой полностью восстанавливают свое тело, чтобы с ним не сделали). Но Легор то этого не знает! По большей части, к нему с такими проблемами не ходят, да и поймать его чрезвычайно сложно. Этот дотошный ангел носится по городам, областям и другим корпусам, как ветер, то там, то тут. Вот черти и распоясались. Ну ничего, подумал Оз, кто-нибудь ему все-таки откроет глаза на наш корпус. Ё-мое, он и не знает, что там твориться!
— Так чего ты сказал?
— А? — откликнулся Оз, — прости, задумался.
— Я спрашиваю, что ты сказал?
— Да так, не большая проблемка…
"А почему кем-то этим не быть мне?"
— Что за проблема? Я могу помочь? — заинтересовался Легор. — Давай, рассказывай. Мы все равно не скоро уснем, после стольких-то кружек кофе!
— Имей в виду, ты сам меня уговорил! — честно предупредил Оз его. — Понимаешь, мы не хотели тебя беспокоить, ты постоянно в разъездах, по советам шляешься… Короче. Черти — не самый лучший вариант. Если, конечно, ты сам не будешь наблюдать за этим строительством.
— А что, без меня не справятся? — все ни как не мог понять Легор. Оз лишь вздохнул.