– Постой, ты куда? – спросила я, останавливая его.
– Домой, куда же еще, – последовал ответ.
– А ты уверен, что мы вышли на нужной остановке?
– Водитель же сделал объявление.
– Ты, кажется, идешь в другую сторону.
– Да? – Василий постарался присмотреться к тому, что было вокруг него. На лице у него появилась улыбка, как будто он извинялся за что-то передо мной. Он быстро взял меня под руку и еще раз улыбнулся, открыто и доверчиво. Я поняла, что должна его сопровождать, но хотела, чтобы и он приложил к этому свои усилия:
– Веди меня, – попросила я и уловила его удивленный взгляд. – Хотя бы постарайся. Тут ведь недалеко. Говори, что ты видишь. Я тебе помогу сориентироваться.
– Вижу? Вижу только что-то большое и если это недалеко от меня… Например, вот эту коробку.
– Это киоск. Как ты объясняешь всем, как пройти к тебе домой?
– От киоска налево – по косой тропинке, пройти под аркой между домов. Найти здание, которое стоит торцом.
– Вот-вот. Давай вернемся к киоску на остановку. Машины ты видишь? Видишь, где начинается проезжая часть? Веди меня.
Он остановился в нерешительности. Проезжающий мимо автомобиль рассеял его сомнения. Шум мотора был оглушительный, Василий махнул рукой:
– Там дорога. Нам сюда – от киоска налево наискосок.
Он повел меня. Медленно, но уверенно. Я поддалась – мы шли в верном направлении. Когда мы проходили между домов, я услышала:
– Сейчас мы под аркой. Здесь я даже с закрытыми глазами могу ходить – я же тут живу.
– Не спеши. Мне нужно поговорить с тобой.
– О чем?
– О том, что я должна была бы сказать твоей маме. Пойдём, сядем вон на ту скамейку.
Василий вдруг обмяк:
– Теперь ты веди меня. А то мы присядем на какой-нибудь кустик, или чего доброго – на урну. Они все для меня одинаковые. Прости, наверно, кому-то такие очки помогают… Но – не мне.
– Опять двадцать пять. Объясни, что происходит?
– Я должен тебе признаться. Вчера, когда врач спрашивал, что я вижу левым глазом, я просто назвал две буквы «Ш» и «Б», можно сказать – наугад или не глядя. Это верхняя строчка в таблице для проверки зрения.
Я оторопела:
– Как тебе это удалось?
– Чтобы это произнести, видеть ничего не надо. Нужно только знать, что и когда от тебя хотят слышать.
– А на самом деле что ты видел?
– Честно – почти ничего. Едва мог отличить экран с подсветкой. Я сам пришел в ужас оттого, что окулист прибавлял и прибавлял диоптрии, а я так и не видел ничего левым глазом. Поэтому я солгал. Может, он это понял… Прости меня, Марина, что я тебя и врача ввел в заблуждение.
– Зачем ты это сделал?
– Ну, как ты не понимаешь? Во-первых, глаза не будут закапывать. Во-вторых, я в школу смогу ходить как обычно. Только вот эти смешные очки выкупать не надо было – Василий снял их с себя и протянул мне. – Тебе нужны такие? Нет? Вот и мне не нужны… – Он засунул их в карман куртки. – Зрения они мне не вернут. Как, впрочем, не вернут и твоего времени, потраченного на меня… Извини.
– Не говори так, – прервала я его.
Мне стало не по себе. Мальчик фактически не видел одним глазом и скрывал это, как только мог. Я довела его до скамейки:
– Здесь можно присесть. Это ты меня прости, я хотела сделать как лучше, или, по крайней мере, так, как сказал доктор. Но это, по-видимому, не значит – лучше для тебя. Я не хочу, чтобы мы разговаривали вслепую. Надень другие очки, малыш.
Василий стал перебирать в портфеле футляры. Наклонив голову, словно прицеливаясь, он стал подносить их по очереди очень близко к глазам. Мое сердце сжалось – расстояние, на котором он их рассматривал, было считанные сантиметры. Синий, конечно, он выбрал синий футляр. Василий просто весь просиял, когда достал из него школьные очки и привычным движением задвинул их на носик:
– Вот так куда лучше.
Я пребывала в неверии, поэтому засомневалась:
– Насколько лучше?
– Вполне прилично, – ответил Василий.
– Ты видишь в них то, что пишет учитель на доске?
– Я сижу за первой партой. Иногда, конечно, спрашиваю у соседа, если… – он запнулся. – Если в чем-то сомневаюсь.
– Сосед помогает тебе?
– Да. Я почти всегда справляюсь сам. Виталька – он вообще-то спокойный и отзывчивый.
