Он достиг склона у озера, упал под деревом на колени — брюки сразу промокли — и стал бить кулаками о землю, разбивая их в кровь. Он зажмурился с такой силой, что потемнело в глазах. Так потемнело, как в тот момент, когда Гермиона озвучила страшную правду, которая теперь стала частью его души. Его семьи. Его жизни.
Малфой видел, как Джеймс неистовствует на берегу, мокрый и сломленный. Слизеринец был в замешательстве. Что сделать? Что сказать? Он умел шутить, каламбурить, язвить, иронизировать. Это был его образ поведения и защитная реакция на все случаи жизни. Но не на такой. Он не знал, что делать, когда друг убит горем.
Скорпиус подошел к Джеймсу. Гриффиндорец перестал себя истязать, просто закрыл лицо руками и замер, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Малфой опустился перед ним и взял за плечи.
— Джеймс. Посмотри на меня, Джеймс.
Слизеринец не узнал своего друга, так исказилось его лицо. По щекам, смешанные с дождем и кровью с разбитых рук, бежали слезы. Рубашка прилипла к телу, делая юношу каким-то страшно беззащитным.
Что сказать?! Малфой промолчал, просто по-мужски крепко обнял друга.
— Держись. Слышишь? Держись, я рядом, — пробормотал растерянный Скорпиус. Джеймс не обнял в ответ, но и не отстранился. Затих.
Поверх плеча Поттера Малфой увидел Ксению, которая поманила его пальцем.
— Я сейчас, — слизеринец опасливо посмотрел на окаменевшего в своей горестной позе Джеймса и встал.
— Что? — Скорпиус подошел к подруге, стирая с лица дождь.
— Как он? — обеспокоенно спросила девушка, глядя на сгорбленную спину гриффиндорца.
— А ты как думаешь? — огрызнулся Малфой. — Я не знаю, что…
— Там все ищут Лили, она тоже убежала.
— Черт! — прошипел Скорпиус. — Черт! Ты побудешь с ним?
Ксения кивнула, потрепала юношу по плечу:
— Ты знаешь, где ее искать?
Малфой пожал плечами. Ксения тяжело вздохнула и направилась в сторону Джеймса. Знала ли она, что говорить? Знала. Знала, что говорить пока не нужно, и Малфой со своим сверхразвитым чутьем сделал единственное, что сейчас могло хоть как-то поддержать, — обнял. Поэтому Ксения тоже опустилась рядом с Джеймсом, притянула его к себе и обняла. Гладила его плечи, мокрые волосы, спину, сотрясающуюся от рыданий.
— Плачь, мой милый, плачь. Я рядом, я всегда буду рядом, — шептала она ему на ухо нежно, надеясь, что от этого его боль станет хоть немного меньше.
Малфой же быстро пересек двор, вышел на тропинку, мимо стадиона, в сторону Запретного леса.
Неужели никто не догадался поискать там? Это же было элементарно. По крайней мере, для того, кто знал эту рыжеволосую девушку. Наблюдательный Малфой ее знал, поэтому устремился к памятнику Жизни, как звали его в Хогвартсе.
Издалека он никого не увидел, но ни на минуту не усомнился, что Лили Поттер там. Ее искали в замке, а она сидела за мраморной фигурой отца, опершись спиной о каменные руки, обняв колени и уткнувшись в них лицом. Рыдала — не беззвучно, как Джеймс. Навзрыд, страшно.
Пока Малфой подходил, он передумал о сотне вещей. Какие дружные и сплоченные Поттеры были всегда, как поддерживали друг друга, а в трудную минуту каждый переживал свое горе в одиночестве. Почему? Чтобы другой не увидел его или ее слабости? Его или ее боли? Глупо, когда боль на всех одна.
Что сказать Лили, если он не смог подобрать слов для лучшего друга? Какой прок от его умения шутить, если у нее в семье произошла трагедия? Чем тут поможешь? Тем более чем может помочь он, Скорпиус Малфой?
Он не был трусом, но в какой-то момент хотел развернуться и пойти в замок, привести кого-нибудь, кто умеет утешать. Кто ей близок.
Но Скорпиус все-таки сделал те шаги, что отделяли его от Лили, сел рядом и обнял, позволяя ей уткнуться лицом в его плечо. Она прильнула к слизеринцу, и он ощутил горячие слезы, быстро пропитавшие его рубашку и джемпер.
Так и сидели, пока ночь окончательно не опустилась на Хогвартс и окрестности. Лили стихла, выплакав, наверное, все слезы, лишь всхлипывала изредка. Малфой рассеянно перебирал ее волосы.
— Нужно идти в замок, — тихо заметил слизеринец. Она помотала головой. — Нужно, Лили. Давай, соберись. Ты же сильная, ты справишься.
