Кто взорвал машину? Тот странный звонок… можно ли считать это простым совпадением, или же наш преследователь просто хотел удостовериться, что все прошло так, как он задумал? Но зачем? Мы же и так были у него в руках. Означает ли это, что время, которое он отпустил нам, закончилось? И мы с Пашкой стали его первыми жертвами? Но тогда…
Пожалев, что так не вовремя избавилась от своего телефона, я попросила Константина Михайловича разрешения воспользоваться его.
— Миша! Паша погиб! Его машину взорвали.
Я прислушивалась к нервному дыханию своего бывшего друга, стараясь возродить в душе то, что испытывала к нему когда-то. Это же было! Но все прошло… Не знаю когда меня покинула симпатия, уважение, доверие. Осталось лишь раздражение, вина, отчаяние и боль. И эта боль была несоизмерима с той, которую я испытывала в обожженной руке и раненной ноге.
ХХІІ
Они приехали менее чем через час. Странно, правда? Я ожидала милицию, а приехали мои нежданные бывшие друзья. Зачем они здесь? Ах, да! Они же пока не знают, что уже перестали ими быть… Лет пятнадцать назад.
Я отвернулась лицом к стене и сделала вид, что меня сразила доза новокаина. Почему они приехали? Неужели не понимают, как мне тяжело их видеть? Мишка, Никита… Пашка. Теперь уже я никогда не узнаю, что он хотел мне рассказать. Если бы я верила в мистику, то, наверное, подумала бы, что Странник получил новую жертву. Но в таком случае, почему же он так долго ждал? Что мешало ему начать убивать нас раньше? Убивать… неужели я, как и старик Пахомов наделяю этот камень душой и разумом? Смешно и глупо. Но я имею право быть глупой, нелогичной, в конце концов, сегодня я едва не погибла. Бедный Пашка, какая ужасная смерть. Но разве смерть бывает другой? Что бы я сделала, если бы узнала, что это он виновен в смерти Алешки? И каким бы словом я назвала то, что бы с ним сделала? Убийством? Местью? Торжеством справедливости? Игра ничего не значащих слов, которые ведут в тупик. Но кто пытался убить меня?
— Маринка? — громкий полушепот заставил меня слегка вздрогнуть, и продолжать притворяться спящей стало глупо.
Чья-то рука коснулась моего плеча, передвинулась выше и погладила по короткому ежику обгоревших волос:
— Слава Богу, ты жива, — слышать Мишкин голос теперь было мучительно больно. Я почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Надеюсь, это все действие лекарств, и в нужный момент я не раскисну, — мы сейчас уйдем и не будем тебе мешать.
Шепот Никиты заставил Мишку чуть отклониться от меня, но все же я расслышала в его голосе беспокойство. Пожар… милиция… Интересно, они бояться быть следующими? Или опасаются, что напуганная и обозленная захочу все кому-то рассказать? К чему, когда есть другой выход…
Они собирались выйти из палаты, когда я негромко спросила:
— Почему вы ни разу не заговорили со мной о камне?
Ребята резко остановились, и я заметила, как Мишка невольно нахмурился. На несколько минут в палате воцарилась тишина. Почему-то я боялась вздохнуть, чтобы расслышать ответ, такой важный для меня в эту минуту.
— Мы боялись, что это причинит тебе боль, — неохотно ответил за двоих Никита, — ведь он исчез, и Алешка вместе с ним…
— Думали, что я не смогу пережить то, что мне предпочли какой-то камень? Я сильнее, чем кажусь и мне не пятнадцать лет. Я не меньше вашего хочу, чтобы прошлое осталось в прошлом. Но для этого не плохо бы узнать…
— Что именно? — видя, что я осеклась, спросил Миша.
— У кого камень сейчас.
1993 год…
— Как ты меня нашла? — Алеша подозрительно смотрел на вошедшую девушку.
— Ты же приводил меня сюда пару раз, уже забыл? — Марина улыбнулась, и сделала несколько нерешительных шагов.
— Забыл, — парень, нахмурившись, смотрел, как девушка подходит к нему, испытывая двоякое чувство обиды и надежды.
— Я растерялась, — она печально улыбнулась, — не знала, что делать. Мы так давно мечтали уехать отсюда, начать новую жизнь. И сейчас, когда эта мечта практически сбылась, ты собственными руками хочешь все разрушить.
— Я? — Алешкин голос сорвался, и он, помолчав пару минут, продолжил, — я хочу все испортить? Милая моя, все было испорчено уже тогда, когда мы ввязались в эту авантюру.
