— Теперь, когда у нас есть церковь и тюрьма, — сказал мистер Васа, — можно сказать, что Биллмэн как следует захомутали. А?
Ингрэм согласился. Он считал, что нужно подождать лишь несколько недель, пока беззаконие и грубость, имевшие место в городе, пойдут на убыль. Ему представилась возможность лично вкусить это беззаконие. Однажды ночью (накануне в городе открылась больница и в ней разместились первые пациенты, жертвы взрыва в шахте) в лачугу Ингрэма вошли люди в масках и пригласили его пойти с ними.
Они привели священника на главную улицу, которая в этот час была особенно пустынна, а затем вывели из города. Под одиноким деревом неподалеку собралась небольшая толпа. Там же стоял мужчина со связанными за спиной руками; на его шею была накинута веревочная петля; другой конец веревки был переброшен через сук над его головой.
Ингрэм понял, что оказался перед отрядом так называемого «комитета бдительности».
— Это вот Чак Лэйн, — сказал священнику хриплый голос. — Он хочет поговорить с тобой, парень, прежде чем будет повешен. Приступай и заканчивай поскорее. Спать хочется!
— Вы намереваетесь повесить этого человека? — спросил Ингрэм. — Без судебного процесса?
— Уф! — сказал предводитель толпы. — Разве тебя это касается? Послушай-ка, парень, если ты собираешь спорить, можешь поворачиваться и топать домой. Чак украл лошадь, он — подлец, и его за это повесят. Хватит с нас «заимствований» лошадей — в последнее время их было слишком много. И Чак будет примером номер один. Если тебе есть что сказать, скажи это Чаку, ладно?
Ингрэм размышлял недолго. В конце концов он был совершенно беспомощен перед этими вооруженными парнями. Протест не принесет пользы; он просто лишит жертву того душевного покоя, которого она желала.
Когда священник подошел к человеку с петлей на шее, остальные, с неожиданной любезностью, отступили назад, образов широкий круг.
— Все в порядке, ребята, — бодро сказал Чак Лэйн, заметив это движение. — Все, что я собираюсь сказать, может быть услышано и вами, джентльмены.
— Чак, — начал священник, — вы признаете себя виновным в преступлении, в котором вас обвиняют?
— Преступлении? — переспросил Чак. — Если позаимствовать лошадь, когда человек очень спешит, является преступлением — тогда, конечно, я виновен! Слушай, парень, разве за тобой ради этого послали? На самом деле я хочу узнать у тебя кое-что.
— Очень хорошо, — сказал Ингрэм, — если вы принадлежите какой-нибудь церкви…
— В церковь меня приводили однажды, когда я был ребенком, — сказал вор. — Больше она меня не интересовала. Но сейчас, когда я оказался здесь, вдруг ни с того ни с сего мне подумалось, что это подходящий момент выяснить, что там, на другой стороне. Что скажешь, Ингрэм?
— Вы хотите сказать, что находитесь в раздумьях? — спросил Ингрэм.
— Ну да, в раздумьях. Это будет конец — вроде как заснешь и никогда не проснешься? Слушай, ты умный парень. Неважно, что вы там болтаете, когда торчите в церкви, — я хочу, чтобы ты выложил мне сейчас всю правду. Я никому не расскажу, можешь быть уверен.
— Разумеется, будущая жизнь существует, — сказал Ингрэм.
— Можешь доказать?
— Да. У животных есть плоть и разум. У человека есть нечто большее. Он рождается, имея плоть, разум и дух. Плоть и разум умирают, но дух — нетленен.
— Говоришь ты довольно убедительно и уверенно, — заметил Чак Лэйн. — Ты и впрямь так думаешь?
— Да.
— Ага, ладно. Тогда вот что: какие у меня шансы попасть туда без… без…
— Какие у вас шансы на счастье? — мягко спросил священник. — Этого я не могу сказать. Только вы знаете, как жили и что думали.
— А причем тут моя жизнь? — удивился конокрад. — Разве то, что в голове, не важнее?
— Да, — сказал Ингрэм. — Грех скорее порождение ума, чем тела. У вас есть что-нибудь на совести?
— У меня? Ну, немного. Я получал удовольствие, когда мог, как сказал кто-то вперед меня. Однажды ударил ножом джентльмена из Чихуахуа. Но это был честный бой. Он набросился на меня со стулом. Еще я застрелил парня в Буте. Но этот подлец болтал повсюду, что разделается со мной. Так что это тоже не считается. А больше ничего важного не было. Эта история с лошадью — пустяк, я просто торопился. Ну вот, малыш, я выложил свои карты. Куда я попаду?
