— Не вы первый. Я в вашем поколении давно это заметила: вам легче жить вверх ногами. Что-то похожее было после войны в Англии. Бывшие фронтовики превращались в невротиков только потому, что опасность и страх исчезли. Внешнее давление исчезло. Наступила кессонная болезнь. Поэтому многие и начали жить, как говориться at the bottle's bottom…
Татьяна выскользнула в соседнюю комнату. Кот, дремавший в кресле, прямо из сна выскочил за ней. Борис допил кофе, откинулся на подушки дивана. Хотелось заснуть и проснуться в далекой приморской деревне, в маленькой бухте, где зеленая вода, отвесные скалы и выжженная степь… Цикады и полынь. Тарантулы и огромное небо, полощущее горло далеким громом… Ностальгия — это оптическая ошибка; не география нас притягивает, не цветущие каперсы, не шалфей и асфаделеи в горах, а наша юность, гулявшая там, засунув руки в карманы…
Вошел, подняв хвост, кот, за ним — Татьяна.
— Семь тысяч?
Сквозь рёв далекого прибоя её голос пробился с трудом. Там были такие веселые солнечные штормы, горы вздыбленной желто-зеленой воды, сквозь которую мутно, но настойчиво светило солнце… Борис встал, чувствуя на лице соленые брызги, и взял протянутые деньги.
— Если вам, молодые люди, нечем будет развлечься… Когда он прилетает?…
— По идее — завтра к вечеру…
— Знаете что… позвоните мне. И приходите ужинать в субботу.
Он поцеловал мягкие, от крема влажные щеки, и, сбежав по лестнице, мелькнув в огромном, во всю стену, зеркале холла, пересек, вспугнув стайку воробьев, сад и вышел на улицу. Было пятнадцать минут третьего. "Америкен Экспресс" закрывался в шесть.
— В шесть или в пять?
* *
На выходе из метро Ваван худая босоногая цыганка кормила грудью комок цветных тряпок. Цвета асфальта была её протянутая рука. Борис пошарил в кармане брюк и прошел мимо. В дверях Селекта его обогнала пчела. Гарсон в прилипшей к узкой спине рубашке, сидя на корточках, сметал щеткой в совок осколки. У стойки было полутемно, жужжали вентиляторы, пахло подгоревшим хлебом.
— Э! — раздалось сзади, — а я тебя повсюду ищу!
Борис нехотя повернулся — так и есть! — сукин сын Зорин! Корреспондент Серпа и Молота во Французской столице! Когда-то сосед по лестничной. Комсомольский вожак! В те времена спортсмен-красавец, специалист по целкам и прыжкам в высоту. Кристально чистый стукач со стажем. Верный товарищ отвернешься, обязательно плюнет в чашку!
— Слушай! У меня к тебе срочное дело! Мы можем где-нибудь переговорить..? Вчера я здесь целый день ошивался. Мне сказали, что ты либо в "Селекте", либо в "Клозери". C'est con que tu es sur la liste rouge!
— C'est mieux que sur la liste noire…
Борис отхлебнул из поставленного перед ним стакана с пивом. Послать его прямым текстом? Товарищ Зорин, пойдите на хуй!
— Donnez moi la meme chose! — бросил бывший земляк гарсону.
— Борис, слушай! Из первых рук. Новости — слово — десять тысяч баксов! Что ты на меня так смотришь? Клянусь тебе! Не веришь? Scoop!
— Мне надо в редакцию, — нахмурился Борис. — Я и так уже на час опоздал. Он быстро допил остатки пива и, с трудом сдерживая раздражение, повернулся уходить.
— Кончай, мужик! Я серьезно говорю. Услуга за услугу. Мне не бабки нужны…
— Votre monnaie, — раздалось сзади.
— А что ж тебе нужно, комрад? — Борис получил сдачу и запихивал деньги в карман.
— Так, один контакт. Я тебе объясню.
— Прилипнет, — с ужасом подумал Борис. — Увяжется следом.
— Не знаю… Завтра? Приходи завтра… Я где-нибудь здесь буду. Здесь или напротив.
И, не заметив протянутую руку, он, щурясь и ища солнечные очки, выскочил на улицу под бесшумный солнечный ливень.
Цыганка всё еще стояла у ограды метро. Он сунул ей пять франков и повернул налево, на Бреа.
* *
В эти августовские, затопленные жидким золотом, дни Люксембургский сад, Люко, с его ажурной крышей плотно сомкнутых крон был царством почти подводным. Черные стволы вековых каштанов, обросшие мхом, увитые плющом, уходили в дрожащую раскаленную синеву. Темного нефрита листва пропускала редкие, растопыренные и, во тьме этой жарко горящие, лучи. Но там, где поворот аллеи или клумба поблекших ирисов разрывали цепь деревьев, в образовашуюся дыру с органным ревом фотонной ракеты хлестал солнечный поток.
