Осинский не ответил.
— Противно на тебя смотреть, слышишь? Понятно, да? Раскис, как барышня!
— Ничего не раскис!
— Раскис, раскис, вижу! Оказывается, два дня, как вор, от людей прячешься. Как упрямый ишак! Курить будешь еще?
— Да.
— Возьми в кармане. С одной рукой горы ворочать можно. Зачем вторая вообще нужна? Баловство одно. Одной человеку за глаза хватит. Понятно, да? И не стыдно тебе? Эх, мне бы одну руку! Я бы вам всем показал. А теперь разве на гитаре сыграть не сумеешь, как раньше, это верно. Так под чужой аккомпанемент будешь петь. Ты все сумеешь, слышишь? Даже рыбачить, слышишь? Понятно, да, ишак ты упрямый?
Он долго еще кричал, лотом сказал чуть спокойнее:
— Напиши Волжанским, я тебе говорю. Вместе придумаете что-нибудь.
Осинский отрицательно покачал головой.
— С кем-нибудь из начальства говорил?
— Нет. О чем говорить?
— Зачем к Кузнецову не пойдешь, слышишь? Он тут, в цирке, живет. Поможет, найдет выход, точно тебе говорю, понятно, да?
Двери цирка распахнулись. Повалил народ.
— Хочешь, ногами работать научу? Как я? Номер на двоих сделаем?
— Нет.
— Значит, с цирком покончено?
— С цирком все, — медленно повторил Осинский.
— Ничего у тебя не выйдет! Ничего! — снова вспылил Дадеш. — Кто опилки хоть раз в жизни понюхал, из цирка не уйдет.
— Уйду!
— Чего же ты вообще хочешь? — вконец рассердился Дадеш.
— На рыбалку съездить.
— На рыбалку, говоришь?
— На рыбалку...
— Дело...
Они долго молчали. Дождь кончился.
— Еще покурим?
— Покурим.
— Ты бы попробовал все-таки на правой стойку сделать, слышишь? Может, получится... Поймаешь темп...
— Давай не будем об этом.
— Давай не будем.
Они вернулись в цирк. Все давно разошлись, было пусто, холодно, неуютно.
— В художники пойду или в фотографы, — неожиданно сказал Осинский.
— Тебе видней. Мою точку зрения знаешь... Спокойной ночи, что ли?
— Спокойной ночи.
— Вот, возьми на ночь, — протянул Дадеш ногой портсигар и вдруг хмыкнул.
— Ты чего?
— Придумал хорошую загадку Слушай: три удочки, три руки, три головы, пять ног. Что такое?
— Три удочки, три руки, три головы, пять ног?.. Не знаю, не могу отгадать.
— Подумай, подумай.
— Бесполезно. Не могу
— Очень простая разгадка. Это ты, я и твой конюх на рыбалке.
Осинский невольно рассмеялся, сказал:
— Дурачок.
— Но смешно ведь?
— Смешно... Завтра пойду к Кузнецову.
— Вот это правильно!
— А потом с ним на рыбалку, да? Четыре удочки, четыре головы, пять рук, семь ног, верно? Еще смешней получится!
— Правильно. Еще смешней. Потом возьмешь отношение от цирка на протезный завод. Протез пойдем заказывать вместе. Я мастеров знаю. Хороший сделают. Перчатку красивую тебе подарю, понятно, да? Спокойной ночи. Высыпайся и чтобы завтра, как штык, на репетиции был! Хватит от людей прятаться, слышишь?
— Спокойной ночи. Слышу. Буду.
То, чего так опасался Осинский, не произошло. На репетиции артисты искренне обрадовались его появлению и никто не стал выражать соболезнований.
«Шуркина работа», — подумал Осинский.
А когда в зале неожиданно появился Кузнецов, Осинский понял, что и тут «поработал» Дадеш.
— С приездом, Левушка, — приветливо сказал Кузнецов. — Вечером прошу пожаловать в гости, обязательно.
За чаем Кузнецов спросил:
— Чем заниматься думаете?
— Не знаю, Евгений Михайлович.
— Я разговаривал о вас с начальником главка. Он думает о Строгановском училище. Вы ведь неплохо рисуете. Но мне кажется, что ваше место в цирке. Как вы сами полагаете?
— Конечно, в цирке было бы лучше. Только что же я смогу делать? Может быть, что-нибудь типа лягушек?
— Вот именно. И я так полагаю. Вы думайте еще, спешить не надо. Как решите твердо — заходите. В чем вы нуждаетесь? Говорите прямо.
— Ни в чем. Вот только протез хорошо бы заказать...
— Конечно, конечно... Мы напишем письмо в институт восстановительной хирургии. Я завтра созвонюсь с ними.
Узнав об этом разговоре, Дадеш сказал:
— Сегодня после представления назначается первая репетиция. Хочешь — на манеже, хочешь — на конюшне, хочешь — даже на бульваре под дождем! Хочешь — я буду тебя пассировать, хочешь — лучшего акробата-стоечника пригласим, хочешь — сам, без пассировки. И учти: спорить бесполезно!
