Пелагея одобрительно кивнула.
– Пасху варим вон в том огромном чане. Я уже все приготовила для работы – там, в бочонке, свежий творог: только утром привезли, в кадушке сметана. Яйца пять дюжин. Сливочное масло. Курага, чернослив, цукаты.…У каждой хозяйки свой рецепт пасхи, и у нас свой. Особый. Сестры называют нашу творожную пасху «Царской», хотя делаем ее мы иначе, нежели при дворе Его Высочества.
Мать Пелагея, как все сестры на кухне, была подпоясана белым кухонным фартуком поверх темно-синего подрясника, а на голове имела легкий ситцевый апостольник в мелкий цветочек. Она (как шепнула Лёле Тоня, прежде чем уйти) была настоящей монахиней, постриженицей одного из московских монастырей. В Марфо-Мариинской обители Пелагея оказалась почти с самого дня основания сестричества.
– Надобно нам сделать пасхи большое количество, – продолжала старушка. – У нас своих сестер более ста человек, да еще больные в лазарете, девочки из приюта, на Светлой ожидаются высокие гости, будет народ и на разговенье. Так что, девонька, потрудимся. А сначала – молитва. Дело ведь – Божие.
Старушка широко перекрестила лоб и, обратившись лицом к иконе Матери Божией, стоящей в красном углу, негромко начала читать молитву:
«Царю Небесный Душе истины, иже везде сый и вся исполняяй…»
Лёля тоже перекрестилась, но слова молитвы ускользали от нее. Она тайком разглядывала мать Пелагею. Эта улыбчивая старушка очень располагала к себе. Маленького росточка, кругленькая, ладненькая, Пелагея сама походила на ароматную краюшку хлеба. «Как бараночка!» – подумала Лёля, и это сравнение развеселило девушку.
– Это хорошо, что ты улыбаешься! – отозвалась мать Пелагея, закончив молитву. – Готовить надо с любовью и с хорошими мыслями, тогда пища получается вкусной и идет во здравие души и тела. Даже пробовать не надо. Да, девонька, поверь мне, я много лет живу и людей кормлю. Когда готовишь от сердца, с молитвой, то всегда выходит на славу.
Пожилая монахиня дала задание Ольге нарезать курагу, чернослив и цукаты на мелкие кусочки. А сама принялась протирать творог через сито в чан. Некоторое время они работали молча. Кроме них, на кухне были еще сестры и кухарки. Каждая была занята своим делом.
Человека накормить – это святое дело. Сам Господь ради того, чтобы голодных людей напитать в пустыне, сотворил чудо умножения хлебов
Перетерев творог, Пелагея влила в чан сметану, выложила масло и зажгла под чаном керосинку на небольшой огонь.
– У нас среди сестер кого только нет: и княжны, и простые крестьянки, – снова заговорила монахиня. – Конечно, многие пришли по рекомендации. Но есть и те, кто не имел ничего за душой. Матушка всех берет, если видит, что человек имеет сердечное желание послужить Богу и ближнему. – Пелагея взяла в руки большую деревянную поварешку и аккуратно принялась мешать массу в чане. – И все начинают здесь с кухни. Можно сказать, кухня – это первое испытание души человека: годен ли он послужить ближнему. Ведь здесь нужно и терпение, и смирение, и трудолюбие, конечно. Как-то, еще в начале нашей обители, Матушка Елизавета Феодоровна наказала сестрам почистить картошку. А никто не захотел руки марать. Тогда она сама, голубушка, засучила рукава, взяла ножик и начала чистить. Тут уж все сестры набежали… Совестно всем стало, что они-де чурались грязной работы, а великая княгиня – нет. Да, девонька, ты тоже запомни, в жизни пригодится, где бы ты ни очутилась: никакой работы не стоит гнушаться. Всякую работу можно Богу посвящать. А значит, и делать ее с радостью и с усердием.
А уж человека накормить – это святое дело. Сам Господь ради того, чтобы голодных людей напитать в пустыне, сотворил чудо умножения хлебов. Да, девонька, девонька…. У нас ведь помимо сестринской трапезной есть столовая для больных да для бедняков. Много народу обитель наша питает. Слава Богу, Господь средства дает и силы!
По кухне разлился кисло-сладкий творожный аромат.
– А сейчас держи мою поварешку и мешай, а я буду яйца добавлять, – сказала монахиня и протянула черпак Ольге.
Ольга подошла к чану, масса внутри начала пыхтеть. Требовалось определенное усилие, чтобы вымешивать массу, и Ольга про себя удивилась, с какой легкостью эту работу проделывала мать Пелагея.