Поскольку в способности Алены все жительницы Семеновки верили беспрекословно, Салтычиха воздержалась от очередной обидной реплики. Лишь свирепо зыркнула в сторону Марьи и отвернулась.
— А вы чего это, бабы, здесь обосновались? — поинтересовалась та. — Опять какое собрание намечается?
— Так энта… как ее… анбулатория сегодня открыться должна, — пояснила Петровна.
— Чего? — не поняла Марья.
— Лекарня. Доктор городской лекарню открыть обещался. Вот, ждем.
— Ах, вон оно что, — Марья задумалась. — Надо будет как-нибудь зайти. А то что-то вчера в грудях стрельнуло. Алена обещала какой травки дать. Может, и доктор городской чего скажет?
Дождавшись, пока Марья отойдет на безопасное расстояние, Салтычиха пробурчала:
— Скажет он тебе. Я тебе сама скажу, от чего у тебя в грудях стреляет.
Дверь избы отворилась, на крыльцо вышел Терентий. Среди бабок тут же началось волнение.
— Как там, Терентий? Не открылась еще анбулатория? — спросила Петровна.
— Какая тебе анбулатория, коли дохтура нету? — недовольно бросил Терентий. С прибытием военных жизнь в деревне сделалась суетной. К тому же появление молодых мужчин мигом передвинуло его с центра внимания односельчанок на периферию, потому в последнее время Терентий большей частью был не в духе.
— Чего ж это он? Обещался в двенадцать прийтить.
— Может, и придет, раз обещался, — Терентий присел на скамеечку перед крыльцом и закурил. — А по мне б, так лучше и не приходил.
— Чего это ты? — удивилась Петровна.
— А то. В первый-то раз я к ним с дорогой душой. Стекло оконное возвернул, гвоздей ящик. Сетку еще… Чтоб Алене пусто было, — в сердцах добавил Терентий, вспомнив обстоятельства, сопутствовавшие сдаче маскировочной сети. — Так нет же! Мало им. Телевизер вот увезли, — пожаловался дед.
— А на што он тебе, Терентий, телевизер? — спросила Петровна.
— Как «на што»? Вещь дорогая. Двести пятьдесят рублёв в райцентре отдал, а эти — хлоп на телегу! — и поминай, как звали. И таз еще с ним прихватили.
— Какой таз?
— Новый почти. Я в ем яблоки вымачивал.
— Помню, мать мне говорила, — немедленно ввернула Салтычиха: «Белые пришли — грабют, красные пришли — тоже грабют».
— Так вроде нет уж ни красных, ни белых, — засомневалась Петровна.
— А привычка, видать, осталась.
Семеновна, по слабости ума, стояла рядом молча и тихо улыбалась.
Увлекшись беседой, сельчанки не заметили, как к дому подошли «партизаны».
— Здравствуйте, — поприветствовал их доктор.
Терентий вздрогнул, выронил окурок и расплылся в заискивающей улыбке:
— Здравия желаю.
— Здравствуйте, здравствуйте, — закивали Петровна и Салтычиха.
Семеновна молча поклонилась военным в пояс.
— Простите, что опоздал, — извинился доктор. — Было тут… одно дело.
— Так я пойду, Виктор? — спросил Сергеич, видимо, продолжая начатый в дороге разговор.
— Иди, конечно. Я, как прием закончу, за тобой зайду, — доктор скрылся в доме вслед за Терентием.
Петровна уважительно посмотрела вслед уходящему плотнику и заметила Салтычихе:
— Энтот вроде серьезный мужчина, обстоятельный.
— Обстоятельный, как же. Тоже вчерась у Никаноровны… засиделся.
— Иди ты? — поразилась Петровна.
— Точно говорю. Все они одним миром мазаны. Только о том и думают, как женщину обесчестить.
— Будет тебе, Салтычиха, — неожиданно вступила в разговор Семеновна. — Чай они пили.
— Как же, чай… — не поверила та. — Ты-то почем знаешь?
— Да знаю я, — Семеновна смущенно потупилась. — В окошко подглядела.
Виктор выглянул из дверей.
— Я так понимаю, тут все ко мне?
— К тебе, сынок, к тебе… — елейным голосом произнесла Салтычиха.
— Тогда, кто первый — прошу, — он скрылся внутри.
Между бабками немедленно вспыхнула перебранка.
— Моя очередь идти, — заявила Салтычиха.
— Чего это — твоя, когда я первая пришла? — возмутилась Петровна.
— Нет, я — первая!
— Да когда я подошла, тебя тут и духу не было!
— Отходила я, курей покормить. Очередь заняла — и отошла.
— Да чтоб ты совсем отошла, коли врешь так бесстыдно.
— Это я вру?! — взвилась Салтычиха.
Пока спорщицы бросали друг дружке в лицо эти страшные обвинения, Семеновна тихонько обошла их стороной и шмыгнула за дверь.
Изменившаяся обстановка в привычной избе Терентия вогнала ее в робость. В горнице был отгорожен угол, завешенный простынями. Чистая белая скатерть украшала стол. На столе обнаружилась картонка уголком со старательно выведенной надписью «Анбулатория». Судя по орфографии, картонку изготовил неравнодушный к наглядной агитации Терентий. На скамье у стола стояли крынка с водой и пустое ведро. Рядом лежало чистое полотенце.
