Сохранился рассказ, что при появлении делегации один из представителей нидерландской знати, окружавшей Маргариту, граф Берлемон, обращаясь к несколько растерявшейся наместнице, ободряюще воскликнул: «Что вы, сударыня! Бояться этих оборванцев (гёзов)! По-моему, палками следует хорошенько прописать им ответ на их петицию».
Презрительная кличка была подхвачена. В тот же день на большом банкете дворян во дворце Кулембурга был провозглашен тост: «Да здравствуют гёзы!» Так с гордостью стали теперь называть себя дворяне, подписавшие «компромисс» и выступившие с протестом. Серый плащ, нищенская сума, деревянная миска и, наконец, специально вычеканенная медаль с изображением сумы и двух рук, соединенных в рукопожатие (старинный нидерландский знак верности), и с девизом «верны королю вплоть до сумы» — стали знаком дворянского союза и эмблемой протеста и недовольства.
Эти значки гёзов вскоре появились в огромном количестве в виде украшений и получили широкое распространение в стране, и медную или оловянную медаль можно было часто увидеть на груди горожанина, а крохотные миски в виде серег — в ушах горожанки и крестьянки.
Петиция гёзов была не только демонстрацией фрондирующего дворянства, — она отражала недовольство и опасения, давно назревавшие почти во всех слоях населения Нидерландов.
Хозяйственное и политическое значение Нидерландов для испанской монархии, в состав которой они входили, было огромно. Нидерланды были самой передовой в экономическом отношении и богатейшей страной в Европе. Прочно удержать их в своих руках и наиболее полно использовать их ресурсы — такова была одна из важнейших задач испанской политики. Испанская монархия высасывала из страны огромные суммы и проводила там политику жестокой финансовой эксплоатации. Она наводнила Нидерланды своими войсками, содержавшимися за счет населения. Тем же целям испанской монархии служила инквизиция. Кальвинистская «ересь» была одной из форм проявления социально-политического протеста. Борьба с ней, религиозные преследования велись как раз в целях сохранения политического господства Испании над страной. Это очень отчетливо выразило еще правительство Карла V в своем знаменитом «плакате» против еретиков (1550 г.), где оно прямо указывало, что «еретики и сектанты составляют заговор против святой церкви и общественного спокойствия» и кара постигнет виновных, как «мятежников и нарушителей общественного спокойствия и государственного порядка».
Для полного закабаления Нидерландов испанская монархия решила уничтожить местные порядки и учреждения, в которых находила себе опору и политическую форму проявления своей силы быстро развивающаяся нидерландская буржуазия. Сокрушение этого исторически сложившегося строя должно было явиться предпосылкой к включению Нидерландов в состав складывающейся бюрократической испанской монархии уже в качестве совершенно обезличенной части. Перед страной вставала угроза потери национальной независимости.
В такой обстановке демонстрация гёзов приобретала характер и значение демонстрации национального единства. Перед грозящим террором инквизиции забывалась религиозная рознь — в процессии дворян шли рядом и католики и протестанты. Нарушение местных вольностей и привилегий уменьшало партикуляризм отдельных провинций — дворяне всех провинций подписали «компромисс», дворяне всех областей участвовали в шествии с петицией 5 апреля.
Готово ли было дворянство взяться за оружие и силой добиваться исполнения своих требований?
Не все дворянство преследовало одинаковые цели. «За петицией, — писал Асонлевиль, один из нидерландских вельмож, кардиналу Гранвелле вскоре после демонстрации гёзов (21 апреля 1566 г.), — скрываются троякого рода люди: одни хотят уничтожения инквизиции, и их намерения не идут дальше этого, другие безразлично относятся к религии, третьи, по всей вероятности, ставят себе целью смену государя, погром церквей и грабеж богатых».
Одна группа дворян — дворяне-католики — стремилась к политическим реформам. Их называли «политические гёзы». У кальвинистов же одной из важнейших задач было радикальное изменение религиозного строя. Это были «религиозные гёзы», они готовы были итти на вооруженную борьбу. Еще до брюссельской демонстрации один из организаторов «компромисса» — пикардиец Николай Гам писал: «Надо прибегнуть к оружию, а без этого нельзя осуществить наш план».
