Пароход идёт в Ростов - страница 9

Я оторопело глянул ей вслед и тут услышал, как проводница сказала какой-то женщине:

— Вот девочка! Золото! Семья у них большая, мальчишки — озорники, пассажиры жалуются на них, а девчонка — матери первая помощница. И малыша нянчила, ходила тут!

Я вздохнул. Есть ли на свете справедливость после этого?

В каюте меня поразила перемена в Степаниде Поликарповне. Сердитая и неразговорчивая утром, она сидела сейчас у столика и, оживлённо жестикулируя, что-то рассказывала маме, то и дело повторяя горделиво: «У нас в больнице», «В нашей больнице», «Коллектив нашей больницы», и всё в том же роде.

Я всегда относился к врачам с большим уважением. Хотя сам я не собираюсь стать медиком, но люди медицины, «люди в белых халатах», как о них часто пишут в газетах, всегда казались мне людьми особенными. И, узнав, что Степанида Поликарповна относится к их числу, я проникся к ней почтением.

Может быть, я и ошибаюсь, но из всех врачей хирург — наиболее почётная профессия. Я тут же решил выяснить: а вдруг Степанида Поликарповна и есть хирург? Пока она говорила, я внимательно вглядывался в её руки. Кисти у неё были широкие, но пальцы длинные, тонкие, и мне показалось, что именно такими, как я читал об этом в книгах, должны быть пальцы хирурга. Дождавшись первой же паузы в её бурной речи, я спросил:

— Вы, наверно, Степанида Поликарповна, хирург, да?

Она вдруг побледнела, вскинула голову и сказала совершенно другим тоном, как-то даже высокомерно:

— А какое это имеет значение?

И тут же стряхнула, потом сдула пылинки со своей постели, величественно легла, подложив руки под голову и устремив взгляд в потолок. Мама укоризненно посмотрела на меня. Я пожал плечами. Иди знай, что с самым невинным вопросом попадёшь впросак. А Дарья Филипповна успокоительно сказала маме:

— Ну что вы на хлопца дывытесь? Це вже наша Степанида Поликарповна дуже обидчивая. Нянечкой в больнице работает, а як кто спытае, так серчае…

Степанида Поликарповна не удостоила ответом это замечание, и на некоторое время в каюте установилась тишина, прерываемая лишь сопением и вознёй Женьки и Саньки в углу. Но на братцев тишина действовала не успокаивающе, а наоборот. Санька вскоре поднял голову и оглядел всех.

— Ма-ам, поесть бы! — жалобно протянул он, подходя к столику.

— И мне! — как обычно, мгновенно повторил за ним Женька.

Мама вопросительно глянула на Натку, та кивнула головой, что не возражает. Я тоже сделал вид: как все, так и я. Мама вздохнула и потянулась за провизией. На столик опять постелили газету, на которой появились остатки жареных уток, яйца, помидоры и хлеб. Видя, как мы уминаем всю эту снедь, мама сказала:

— Кажется, я немного не рассчитала. Придётся завтра переходить на питание в ресторане… — Она помолчала, ещё раз обследовала сумку с продуктами и добавила: — Остались одни пряники…

— Давай, мама, их на завтра оставим, — пробормотал я, боясь, что кто-нибудь из братцев сейчас заноет: «Пряничка!»

— Я так и думаю, — ответила мама и, видя, что аппетит в основном удовлетворён, сказала: — Ну, а теперь я закушу…

Наша мама жить не может без острой пищи. Поэтому селёдка, лук, солёная капуста — словом, что-то острое обязательно присутствует в её обеде. Обычно мы довольно равнодушно на это смотрим, но на этот раз вынутая из пергаментной бумаги селёдка произвела неожиданное впечатление. Все взоры приковались к ней. А селёдка оказалась, как на грех, очень аппетитной… И не успела мама надкусить первый кусок, как Ленчик сказал:

— Я тоже хочу кусать селёдку…

Мама отрезала ему узенький кусочек я глянула на братцев. Они не запросили, но смотрели так умильно, что мама молча отрезала и им по кусочку, потом глянула на нас с Наткой и отрезала ещё два куска.

Селёдка была отменно вкусной: малосольной, нежной, жирной, прямо-таки тающей во рту. Все были довольны. Но мама ещё не успела доесть, как Санька потребовал пить. Мама велела Натке достать из рюкзака эмалированную кружку. Однако ни в этом, ни во втором рюкзаке кружки не оказалось.

И тут мама наконец рассердилась и долго выговаривала Натке, которой было поручено это дело. Натка понуро молчала. А братцы, почуяв неладное, сейчас же воспользовались случаем.