Изредка поглядывая на веточки спелой земляники, я шел дальше, а со стороны деревни мне наперерез уже бежал запыхавшийся связной.
— Вас срочно вызывают в штаб полка. Вот пакет…
Конверт с красной полосой по диагонали. Мобилизационный! Ускорив шаг, я чуть ли не бегом добрался до здания штаба — одноэтажного деревянного дома с невысоким крыльцом. Рывком растворил дверь и в недоумении остановился: на ярко освещенном полу у самого порога несколько алых пятнышек. Неужели упали мои ягоды? Нет, стебельки с ягодами зажаты в ладони. А на полу были капли крови.
Подняв голову, я увидел незнакомого капитана и рядом с ним фельдшера, который бинтовал капитану простреленное плечо. Командир и начальник штаба полка, прибывшие по вызову командиры подразделений слушали капитана. А он, часто умолкая и сжимая от боли зубы, рассказывал:
— На рассвете фашисты обстреляли Брест… Бомбят Барановичи. Там наши части… Я вез донесение в штаб армии… «Мессер» настиг и обстрелял машину… Покалечил, сволочь, и меня.
Война! Случилось то, к чему мы готовились и что тем не менее началось совершенно внезапно…
Командир полка объявляет приказ:
— Сбор подразделений по плану «Боевая тревога». Напоминаю: район сбора за речкой Тихая в лесу. Семьи командного состава завтра будут эвакуированы в Минск. Вам, лейтенант Савельев, снайперов отправить по своим частям и принять третью роту первого батальона.
В лесу, на месте сбора, солдаты получают сухой паек, боеприпасы. Командирам выдают автоматы ППШ по два снаряженных диска и по две ручные гранаты.
С наступлением темноты колонна автомашин вытянулась на шоссе и двинулась в сторону границы — навстречу врагу.
На восходе солнца нас атаковали четыре фашистских самолета. Колонна быстро расчленилась, солдаты спрыгнули с машин и гуськом, по отделениям, побежали в стороны от дороги… Один «мессер» пикирует на нас, обстреливает и делает разворот для второго захода… Действую по уставу, как учили, как еще вчера учил сам:
— Ложись! По пикирующему!.. Залпом!..
И случилось то, чего, кажется, никто не ожидал. Попали! Самолет прекратил огонь и, не выходя из пике, врезался в землю около крайнего дома деревушки.
Кто–то из ребят стонет. Санинструктор, на ходу расстегивая сумку, спешит к раненому. Прибежал связной: комбат вызывает командиров рот.
Посылаю к самолету отделение забрать документы фашистов, оставляю за себя лейтенанта Воробьева и — бегом к комбату. Бегу и вижу: высоко в небе над большим ржаным полем распускаются белые цветы. Не сразу и понял, что это парашютисты. Десант!
Десант был небольшой, человек пятнадцать, и приземлился невдалеке от рассредоточенных по полю подразделений батальона.
Два взвода ближайшей роты получили приказ прочесать рожь и уничтожить противника. Вскоре во ржи раздались выстрелы, затрещали короткие очереди немецких автоматов…
Через несколько минут операция была завершена. Восемь парашютистов убито. И у нас трое убитых и трое раненых. Примерно половина десанта скрылась. Не очень уверенно предлагаю комбату:
— Товарищ майор, надо бы повторить прочесывание… Ведь оставляем диверсантов у себя в тылу.
Комбат резко прерывает меня:
— Получен приказ срочно выходить в район сбора дивизии. Вот сюда, — и майор карандашом показал точку на карте, — в лес севернее города Лида.
Прозвучала команда: «По машинам!» Отделение саперов остается хоронить погибших, раненые едут вместе с нами…
К месту сбора подошли часа в два, и первое, что увидели, это надвигающуюся на город армаду фашистских самолетов. Бомбардировщики с черными крестами на крыльях звеньями заходили на жилые кварталы. Смертоносный груз сыпался на мирный город, на наших глазах исчезающий с лица земли. На земле все полыхало, в небо поднимались клубы черного дыма.
Из горящего города бежали люди. С узлами и чемоданами, с детьми на руках. Лишь бы подальше от этого ада. В толпе выделялась молодая простоволосая женщина, державшая одной рукой девочку, а другой веревку, на которой была привязана коза. Дергая за веревку, она, мешая русские и польские слова, причитала:
— Ой, все пропало. Отца убили, все спалили, где же мы приклоним головы, цурка моя кохана… — А потом стала выкрикивать проклятия: — Будь проклят Гитлер, поганая собака! Пусть его дети лишатся крова!
