Жандармы захохотали во все горло.
— Прошу не рассуждать! Предъявите паспорта!.. — потребовал вахмистр, обиженный всеобщей веселостью.
— Наши дамы не берут с собой паспортов, когда едут в Милан, — с невозмутимым спокойствием сказал кучер. — Они едут из своего поместья Грианта. Вот эта дама — графиня Пьетранера, а та — маркиза дель Донго.
Огорошенный вахмистр подошел к жандармам, державшим под уздцы лошадей, и стал совещаться с ними. Совещание длилось минут пять, но графиня прервала его, попросив, чтобы кучеру разрешили проехать несколько шагов и поставить коляску в тень. Солнце палило нещадно, хотя было только одиннадцать часов утра. Фабрицио зорко поглядывал во все стороны, отыскивая путь к бегству, и увидел, как полевой тропинкой на пыльную большую дорогу вышла молоденькая девушка лет четырнадцати — пятнадцати, которая тихонько плакала, закрывая лицо платком. Она шла между двумя жандармами, а за нею также под конвоем двух жандармов с подчеркнутой важностью выступал сухопарый высокий человек, словно префект в торжественной процессии.
— Где это вы их нашли? — спросил вахмистр, которого совсем разобрал хмель.
— Бежали через поле, и паспортов никаких при них нет.
Вахмистр, видимо, совсем потерял голову: вместо двух пленников, которых надобно было захватить, у него оказалось целых пять. Он отошел со своим штабом на несколько шагов, оставив только двух человек: одного, чтобы стеречь величественного арестанта, и другого — держать лошадей.
— Останься! — шепнула графиня Фабрицио, видя, что он выскочил из коляски. — Все обойдется.
Слышно было, как один из жандармов кричал:
— Все равно! Паспортов у них нет? Нет. Значит, правильно мы их задержали.
У вахмистра, казалось, не было такой уверенности, — фамилия графини Пьетранера встревожила его: он знал графа Пьетранера, но о смерти графа ему не было известно.
«Генерал не такой человек, чтоб простить обиду, ежели я некстати арестую его жену!» — думал он.
Во время этих долгих обсуждений графиня завязала разговор с молодой девушкой, стоявшей около коляски на пыльной дороге, — графиню поразила ее красота.
— У вас заболит голова от солнца, синьорина. Этот славный солдат, — добавила она, посмотрев на жандарма, державшего лошадей, — конечно, позволит вам сесть в коляску.
Фабрицио, который бродил вокруг экипажа, подошел, чтобы помочь девушке. Он поддержал ее под руку, и девушка уже ступила на подножку, как вдруг ее величественный спутник, стоявший в шести шагах от коляски, крикнул сиплым от важности басом:
— Стойте на дороге, неприлично садиться в чужой экипаж.
Фабрицио не расслышал этого приказа. Девушка сразу повернулась и спрыгнула с подножки, а так как Фабрицио все еще поддерживал ее, она упала в его объятия. Он улыбнулся, она густо покраснела, и, когда соскользнула на землю, они еще одно мгновение глядели друг на друга.
«У меня была бы очаровательная подруга в тюрьме! — подумал Фабрицио. — Какая глубина мысли начертана на ее челе!.. Она рождена для большой любви».
Подошел вахмистр и спросил властным тоном:
— Которая из дам Клелия Конти?
— Я, — ответила девушка.
— А я — генерал Фабио Конти, — воскликнул важный старик. — Я камергер его высочества принца Пармского. Я считаю просто недопустимым, чтобы с человеком моего звания обращались словно с каким-нибудь вором.
— Позавчера, когда вы садились в лодку на пристани в Комо, вы послали к черту инспектора полиции за то, что он потребовал у вас паспорт. А сегодня он вас пошлет прогуляться под конвоем.
— Мы тогда уже отплыли от берега, я спешил, потому что надвигалась гроза. Какой-то человек в штатском крикнул мне с пристани, чтобы я вернулся, я ему назвал себя, и мы поплыли дальше.
— А нынче утром вы убежали из Комо.
— Люди моего звания не берут паспортов, когда едут из Милана посмотреть на озеро. Сегодня утром в Комо мне сказали, что на заставе меня арестуют. Я вышел из города пешком вместе с дочерью, надеясь встретить на дороге какой-нибудь экипаж, который довезет меня до Милана, а там я немедленно подам жалобу генерал-губернатору провинции.
У вахмистра, видимо, гора с плеч свалилась.
