Где-то, на Больших бульварах, один русский шофер вспугнут был окриком:
— Митя. здравствуй.
Перед ним — советский летчик.
Оказались друзьями детства и однокашниками начальной школы.
Очутились в кафе.
Летчик поражен был зрелищем корзины с целою горою сдобных булочек.
— Батюшки!.. Белый хлеб!.. Без карточек! Неужели, можно брать, сколько хочешь?!..
— Можно, — с улыбкою отвечает шофер.
Разговорились.
"Белый" друг детства спросил:
— Как же вас все-таки отпустили?… А если кто-нибудь из вас пожелает променять "советский рай" на "гниющий Запад".
В ответ собеседник покачал головой:
— Друг мой, это невозможно. Все наши близкие остались заложниками, включительно до моих маленьких детей. Родители некоторых, на все время нашего полета, заключены в тюрьму.
— Так же будет и в случае войны?
— Конечно. Тогда нас скрутят еще суровее!
— Ну, а скажи: техническая мощь вашего воздушного флота, правда, или блефф?.
Летчик отвел взгляд в сторону:
— На это я тебе не имею права ответить.
Мата д'Ор
Книга, человек и анекдот (В. Н. Унковский)
Интересная книга, интересный человек. Да и в анекдотах, пожалуй, недостатка нет.
Чем не анекдот, и жуткий, даже, трагический.
Война.
Санитарный поезд Имп. Александры Феодоровны. Старший врач его, доктор Унковский, тот самый, которому мы с особенным удовольствием посвящаем эти строки.
Кто-же начальник этого поезда?
Полковник Риман, гвардеец, семеновец. В 1905 году его имя прогремело, как столь-же энергичного, сколь ж жестокого усмирителя "московского восстания".
Командир Семеновского полка, генерал Мин, спустя несколько месяцев, был застрелен двумя террористами. Такая-же расплата грозила и полковнику Риману. Но, этот сухощавый, волевой офицер перехитрил тех, кто охотился за его черепом.
С паспортом на чужое имя, он исчез. Где он жил восемь лет, по каким ближним, или дальним чужбинам скитался, никто не знал, или, пожалуй, знали очень немногие.
Но, с первыми раскатами военной грозы, полковник Риман, так же неожиданно, как и исчез, появился в Петербурге, чтобы исполнить свои долг.
Он просился на боевые позиции, в ряды своих родных семеновцев, но высокие покровители его запротестовали самым решительным образом:
— Вас убьют в первом-же сражении, убьют, предательски, в спину, русской-же пулею. Убьют те, кому это не удалось "после Москвы".
И, волею-неволей, Риман удовлетворился: тыловой должностью начальника санитарного поезда.
Но, во дни "великой бескровной февральской" революции, когда полилась кровь защитников России, носивших погоны и эти погоны срывала обезумевшая чернь, полковник Риман таинственно и бесследно исчез и на этот раз.
Вообще, доктор Унковский много любопытного рассказывает о своей совместной работе с этим сильным, загадочным человеком.
Сам-же Унковский, целиком отдаваясь своему подвижному госпиталю, успевал помещать в бывших петербургских ж московских газетах талантливые корреспонденции "с театра войны".
Несколько лет спустя, эмигрантская волна, выплеснула его в Сербию, где он вскоре получил должность главного врача в пехотной дивизии.
С этой дивизией, доктор Унковский совершил легендарный по своим трудностям и нечеловеческой борьбе с природой, поход через всю Албанию к берегам Адриатического моря.
С обледенелых круч, где почти не ступала нога человека, снежные вихри с бешеным воем срывали палатки, срывали вьючных "магарцев", орудия, отдельных бойцов…
Увы, этот поход оказался более, чем безрезультатным: Лига Наций, комфортабельно заседавшая на безмятежном берегу Женевского Озера, увлекаясь "самоопределениям народов", вынудила сербов очистить Албанию, где тотчас-же странный епископ Фан-Нолли помог большевикам создать коммунистическую базу для всего Балканского полуострова.
Армия демобилизуется. Сокращаются штаты — Унковский, сняв сербский мундир с полковничьими погодами, перекочевывает в Париж и работает у станка на заводе Рено. Но, и в этих условиях, он все же не выпускает из рук пера.
Обстоятельства складываются в его пользу: французские владения Центральной Африки, в частности Дагомея, нуждаются в знающих, выносливых, готовых жить в каких угодно условиях, врачах.
