Физически, всем существом я ощутила, что за мной наблюдают. Это ощущение было так навязчиво, что я ни на минуту не усомнилась: да, на меня кто-то смотрит.
Но кто?
Мне стало страшно. Я заглянула к Валентине. Она спокойно спала, отвернувшись к стене. Нет, это не она.
Так откуда же это пристальное внимание? Я чувствовала себя так, словно вот-вот должна была попасть в ловушку.
Тряхнув головой, я попыталась взять себя в руки. Что за чепуха? Что за мистическое настроение овладело мной? Я села к окну, чтобы просушить волосы.
И тогда я увидела его.
Он стоял в саду, полускрытый ветвями яблоневых деревьев и черемухи, стоял, оставаясь почти невидимым для меня, – пока я не выглянула в окно, – и в то же время мог прекрасно наблюдать за всеми моими действиями.
Я в ужасе смотрела на него, не произнося ни слова. Сама его наружность могла внушить страх. Он был весь в черном, с головы до пят: темный камзол, черный шелковый галстук, шляпа из черного фетра и, несмотря на то что было жарко, – черный длинный плащ. Бессознательно я нарекла незнакомца Черным Человеком. Но что ему нужно?
От отвел руку от лица, взглянул на меня… Я не смогла запомнить ни одной его черты, в глаза бросалось только одно – этот странный черный цвет, господствовавший в его фигуре. Я была слишком возбуждена, чтобы трезво оценить происходящее.
– Вы кто? – прошептала я сдавленным голосом. – Что вам угодно?
Он мрачно приподнял шляпу:
– Я Бальтазар Руссель. Мне было достаточно удостовериться, что вы дома.
Не сказав больше ни слова, он открыл калитку, ведущую в овраг, заросший крыжовником, где часто играли мальчишки. Я ожидала увидеть незнакомца на другой стороне оврага, где начинались владения красильной мастерской. Но сколько я ни всматривалась, больше Черного Человека не увидела. Он исчез, испарился, ушел неизвестно каким путем, не дав мне возможности заметить, в какую сторону.
Потрясенная, я опустилась на стул. Бальтазар Руссель… Что за чушь! Я понятия не имею о человеке с подобным именем! «Мне было достаточно удостовериться, что вы дома». А зачем? И к чему все эти черные одежды?
Я в бешенстве обдумывала все увиденное и то немногое, что услышала, и не находила ответа ни на один свой вопрос. Кто наблюдает за мной? По чьему приказу, черт побери?
– Что с вами, Сюзанна? – раздался нежный голос Валентины.
Я обернулась, попыталась ей улыбнуться. Не нужно, чтобы она тревожилась по пустякам.
– Ничего. Это… это мальчишки слишком расшалились, так я накричала на них.
Валентина сладко потянулась. Ее взгляд, брошенный на меня, выражал благодарность.
– Я так хорошо отдохнула. Который сейчас час?
– Семь вечера. Я сейчас же ухожу за едой.
– Но ведь еще не стемнело!
– Лавка находится в двух шагах от улицы Турнон, и я, может быть, даже не встречу никого по дороге.
Я быстро спрятала волосы под чепец. Уже на пороге мне пришло в голову спросить Валентину о странном незнакомце. Я обернулась, нерешительно взглянула на соседку:
– Послушайте, Валентина, вам не приходилось слышать о человеке по имени Бальтазар Руссель?
Она покачала головой.
– Пожалуй, нет… Зато я знала Жозефа Русселя, он часто приезжал к отцу из Парижа.
– Жозеф Руссель! – ошеломленно произнесла я. – Снова это раздвоение: два Батца, две пары его друзей, два Русселя…
– Почему вы так взволнованы, дорогая моя? Я передернула плечами.
– Это сущая чепуха! Я просто сильно устала… Вот приду из лавки, снова буду спать, чтобы хоть завтра мне не мерещились всякие миражи.
В булочной очень быстро выяснилось, что деньги я, как последняя растяпа, забыла дома. Булочник долго сопел носом, напоминая мне о том, что времена сейчас тяжелые и что он не имеет ни малейших гарантий с моей стороны в том, что я уплачу по счету. Я уговорила его поверить мне. Хлеб сегодня был отвратительный – влажный, тяжелый, темный. А чего же можно ожидать, если весь Париж отправился штурмовать Тюильри и думать о хлебе стало некому.
– А что с королем, вы не слышали? – спросила я осторожно.
– Откуда мне знать! Говорят, Собрание выделит ему Люксембургский дворец, но Коммуна против… Я знаю только то, что в ближайшие дни хлеб подскочит в цене, это уж как пить дать.
