В проповеди, которая вызвала такое возмущение местного начальства и стала причиной его ареста, Словцов говорил о том, что не все граждане «поставлены в одних и тех же законах», что «в руках одной части захвачены преимущества, отличия и удовольствия, тогда как прочим оставлены труды, тяжесть законов или одни несчастия». Монархии он называла «великими гробницами, замыкающими в себе несчастные стенящие трупы», а троны монархов – «пышными надгробиями, тяжко гнетущими оные гробницы». «Могущество монархии есть коварное оружие», – говорил Словцов. Резко отзывался он также о церкви.
В Петербурге Словцов сразу же был упрятан в казематы Тайной экспедиции. 11 марта 1794 года его допросил сам «преосвященный митрополит» Гавриил. Потом его допрашивал генерал-прокурор Самойлов, а после него – Шешковский.
На все заданные ему вопросы Словцов отвечал, что проповедь свою произнес без всякого злого намерения и что ни с кем об этой проповеди не советовался.
Самойлова такой ответ не удовлетворил. Как отмечено в протоколе, Словцов был «убеждаем разными вопросами, чтоб признался и открыл свое сердце, с каким намерением показанные в проповеди слова говорил». В пространные объяснения Словцов не пускался, а лишь признал, что теперь он понимает, что написанные в проповеди слова достойны осуждения. Это была его единственная уступка следователям.
Судьба Словцова была решена быстро. О результатах допроса Самойлов доложил императрице, и она дала указание генерал-прокурору подготовить приговор.
Восьмого апреля 1794 года генерал-прокурор Самойлов составил следующий приговор:
«Действительный тайный советник генерал-прокурор Самойлов, во исполнение Высочайшего Ея Императорского Величества соизволения… приказал: хотя оный Словцов при допросе здесь показывал, что он проповедь ту говорил без всякого злого намерения, но как из самого существа слога ея, а при том и из многих слов ясно видны мысли вольнодумства (вначале было написано: „зловредные его намерения“, но потом слова эти были зачеркнуты. – Авт.), а сверх того, и сам он при чинимых ему в Тайной экспедиции уличениях признался, что теперь он понимает, что описанные в проповеди слова его достойны осуждения и никакого бы он не сделал заключения, как что говорено было с дурным намерением; в рассуждении чего оный Словцов и достоин по законам строжайшего осуждения, но, подражая человеколюбию и милосердию Ея Величества, от оного его избавить, а дабы, однако ж, он почувствовал в душе своей всю тягость сего своего недозволенного поступка (написанное вначале слово „преступление“ было зачеркнуто. – Авт.), то отослать его к здешнему преосвященству митрополиту Гавриилу в том, чтоб он отправил его по своему благоразумию… в монастырь, который он на сей случай избрать сочтет».
Шестнадцатого апреля Самойлов направил этот приговор митрополиту Гавриилу. Исполняя приговор, Гавриил поручил отправить Словцова в Валаамский монастырь. Игумну монастыря было предписано, чтобы Словцов находился там неотлучно, приходил на все литургии, как утренние, так и вечерние, и подчинялся всем порядкам, там установленным. Игумну также предписывалось, чтобы он неотлучно следил за Словцовым и, что «будет усмотрено», каждые два месяца рапортовал митрополиту.
Со своей стороны, Гавриил постоянно докладывал о поведении Словцова генерал-прокурору.
Первого мая 1795 года он писал Самойлову: «Раскаяние его (то есть Словцова. – Авт.) распространено почти отчаянием о своем несчастии; от болезни ж он поныне не освободился».
Свободу Словцов получил только при Павле I, в 1797 году.
Дело Словцова было не единственным вольнодумным делом во времена Екатерины Великой. В том же ряду, в частности, стоят истории с Александром Николаевичем Радищевым и монахом Авелем. И если дело Радищева всем хорошо известно, то о монахе Авеле очень мало кто знает. Монах сей счел, что ему открылась судьба царствования Екатерины II, что та процарствует 40 лет, что на нее восстанет ее сын. В общем, наговорил много… Понятно, что с такими мыслями дорога Авелю была одна – прямиком в Тайную экспедицию. Генерал-прокурор Самойлов, получив данные о прибытии Авеля в Петропавловскую крепостью, сам прибыл в Тайную экспедицию и долго беседовал с доставленным туда провидцем Авелем! По мере многодневных допросов Авеля, он все больше склонялся к мысли, что перед ним, собственно, очередной российский юродивый. Некоторые современники даже утверждали, что Самойлов дал ему три пощечины. «
