В отдельной жестяной коробке Терра хранила самые мелкие находки: разнообразные пуговицы — совсем простые или позолоченные, с какими-то гербами и буквами; погоны с оставшимися на них обрывками мундирной ткани; какие-то ордена и медали, на некоторых Терра могла разглядеть выбитые слова «за отвагу» или «за честь», но большинство оставались непонятными; тонкие цепочки с причудливыми кулонами, разные кольца с потускневшими камнями, броши и булавки.
Там же лежал короткий кинжал в красивых, белых с позолотой, ножнах. Терра часто находила в домах оружие — мечи, ножи, пистолеты самых разных видов — но всегда боялась прикасаться к ним. А этот кинжал почему-то взяла. Он точно напоминал ей о чем-то, но о чем, она так и не могла вспомнить. Лезвие было сильно заржавленным, словно долго пробыло в воде, и выходило из ножен с тихим шорохом.
Аккуратной стопкой, рядом с альбомом, лежали открытки, листовки и обрывки газет. Открытки походили на фотографии — разные люди, комнаты и пейзажи, все Терре не знакомые. Газетные обрывки казались интереснее, хотя текст на них был на разных, не понятных ей языках. Но иногда попадались понятные надписи. На одном клочке сообщалось, что убит какой-то король. Что за король, где и почему убит — та часть газеты отсутствовала. И в приютской школе им ничего такого не рассказывали. Почти во всех газетах — можно было догадаться, даже не понимая языка — писали о военных действиях. Рядом с текстом часто имелись смутные фотографии людей в каких-то мундирах, верхом на лошадях, рядом с какими-то жуткими машинами, на фоне разрушенных или еще горящих домов.
Один мальчик в приюте рассказывал, что его привезли из города, который сгорел дотла. «Нет, не дотла, даже пепел сгорел!», утверждал мальчик, он говорил, что город горел непрестанно несколько дней, потому что тот огонь невозможно было потушить, ничем, он мог гореть хоть бесконечно, пока есть, что сжигать.
Листовки попадались всегда почти целые и понятные, часть из них призывала идти в атаку, другие — немедленно сдаться.
Шелест сухой ломкой бумаги тоже был ценным, но бесполезным звуком.
Две листовки Терра отдельно прикрепила на стену около камина, они показались ей достаточно важными для этого. На одном листке были предписания, как вести себя в случае химической атаки: «надеть средства индивидуальной защиты, по возможности покинуть место заражения, собрать необходимые документы…» и так далее. В ночь после того, как Терра впервые нашла и прочитала эту не очень понятную инструкцию, ей приснились мертвые солдаты. Они, мертвецы, шли по полю в атаку, их овеивал белесый газ. Тогда, во сне, Терра отчётливо понимала, что они уже мертвые и что их убил этот самый газ. Они просто шли мимо неё, беззвучно кашляли и выплевывали в дым розоватые кусочки легких.
На второй листовке содержался список адресов бомбоубежищ. И хотя им в приюте говорят, что бомбежек больше не будет, а если и будут, Терра всё равно не сможет отыскать в городе ни один из этих адресов, она всё же держала этот листок отдельно от прочих. Просто так, на всякий случай.
Привычно перебрав свою коллекцию вещей и звуков, Терра подошла к главной вещи, к главному звуку.
Посреди полуразрушенного зала стоял рояль. Когда Терра впервые его нашла, крышка и клавиши были плотно засыпаны мелкими обломками кирпича и штукатурки. Девочка, как смогла, очистила его, но черная крышка всё равно сохранила тускло-серый оттенок. А сегодня её вдобавок выбелил еще и залетающий с улицы снег.
Терра уселась на приставленный ящик и открыла клавиши. Тогда, в первый раз, она осматривала инструмент с тем же задумчиво-спокойным интересом, как и любую другую найденную вещь, он еще не говорил ей ни о чем. Но когда она опустила пальцы на черные и белые линии, её руки как бы отделились от неё, от ее сознания и стали действовать сами. Словно у её рук оказалась собственная память!
Это единственное, в чем она могла не сомневаться — когда-то она уже играла на таком рояле, она слышала эту музыку, эта музыка была с ней, там, где они были вместе до войны. И теперь они снова вместе! Бурная, широкая, как река, мелодия накрывала её с головой и одновременно разносилась повсюду и улетала, свободная, куда-то прочь. Терре казалось, что в этой реке и кроется всё — вся её помять, её потерянная жизнь, весь их потерянный мир. Все платья, мундиры, камины, альбомы, велосипеды, радиопередачи, воскресные обеды, лошади, самолеты, звезды, школы и снегопады!
