— Пап! Я принцесса!
— Да-да, принцесса. И в один прекрасный день даже станешь королевой.
— Это Анджела, — сказала Глория. — Она у нас в гостях. Поздоровайся!
— Привет, Анджела, — поздоровался Билли.
— Привет, принцесса Билли, — ответила Анджела.
Пиццу мы ели прямо руками, а мои цветные картинки разложили на ковре, где над ними потом склонились Глория с Анджелой. Я узнал, что Анджела работает в фонде помощи бездомным, а миссис Роуз вносит туда пожертвования. Я пошутил, что, может, нам тоже ими воспользоваться. Я поведал ей о своей работе ровно столько, чтобы она поняла: она имеет дело с человеком, чьей кисти вскоре будет поклоняться весь мир. Мне хотелось казаться не несчастненьким, а, наоборот, весьма интересным. Анджела слушала. Но даже не пыталась кокетничать. В конце ужина Глория сделала один решительный шаг — после того, как дети проглотили свое мороженое — «Экономичное» мороженое, я разложил его по блюдцам в кухне, чтобы Анджела не видела.
— Хотите посмотреть мою комнату? — спросила нашу гостью дочка.
— Давай, конечно, у меня как раз есть еще чуть-чуть времени.
Барышни ушли, я уложил ребят, спел им колыбельную, и они уснули. Уже почти стемнело, когда я прокрался вниз. Анджела изучала содержимое холодильника.
— Все в порядке? — спросил я. Теперь, наедине с ней, я слегка дрожал.
— Да, она быстро заснула. Это молоко еще можно пить? Ничего, если я сделаю себе чашку чаю, ладно? — Я не успел ответить — Анджела вытащила из холодильника пластиковый контейнер: — А тут что?
— Чуть-чуть остатков прыгучего тунца.
Анджела отодвинула крышку, понюхала и сморщила нос:
— Гадость какая!
— Это вообще-то на обед осталось… на завтра.
— Да это же есть нельзя!
— Но это прыгучий тунец, — сопротивлялся я.
— Ты вообще хоть знаешь, что такое прыгучий тунец? — наступая на меня, вопросила Анджела.
— А это хоть кто-то знает? — отступил я.
— Сядь, пожалуйста.
— Хорошо. Сел.
— И не скрещивай ноги.
— Это почему? — спросил я, тут же их распрямив.
— Потому что я, кажется, хочу тебя поцеловать. А так мне трудно к тебе подобраться.
Анджела села на корточки, раздвинула мне коленки и прижала руку к моей щеке. Я сам удивился тому, что сказал:
— Мне очень нужно, чтобы ты меня поцеловала.
— Пожалуй, ты прав, — ответила Анджела.
Я прижался к ее губам…
— Это замечательно, — сказала она, оторвавшись. — Я почему-то так и думала.
— Мне нравится, как ты говоришь «замечательно».
— А что, это так смешно?
— Я этого не говорил.
— Нет-нет, не говорил, конечно. Прости.
— За что?
Тут она впервые смутилась. Я встал, придерживая ее под локти. Я и так знал, что мы одного роста. Так мы и стояли, молча. Она — в моем доме, я — в ее личном пространстве.
— «Замечательно», — сказал я. — Ты так чудесно это произносишь.
Анджела окинула меня взглядом и произнесла:
— А ты добрый человек. Да.
Это было утверждение, а не вопрос. Мы могли бы снова начать целоваться, но я вспомнил Дайлис, к которой не питал никаких добрых чувств в последнее время. Я чуть отвернулся и заговорил:
— Послушай… я делаюсь еще добрее, когда лежу в постели.
— Знаешь, я так и подумала.
Мы на цыпочках поднялись вдвоем наверх. Я заглянул в комнату Глории, заглянул к мальчикам. Я стал на колени перед Анджелой. Она сидела на постели. Я следил за тем, как она следит за тем, как я расстегиваю ее бесконечные пуговицы. Вскоре под одеялом наши тела соприкоснулись. В голове раздался мощный сигнал «Да!», однако в южных регионах тела его приняли слабовато. Может быть, дело в том, что рядом дети? Или, в том, что Анджела чересчур хороша, нереально хороша? Я кашлянул.
— Знаешь, у меня сейчас маловато практики.
— Ты все делаешь замечательно, честно.
Ее лобок идеально подходил под мою ладонь.
— Ты вся мокрая, — прошептал я.
— Вообще-то очень стесняюсь…
— Ты прекрасна.
— Нет, я не прекрасна.
— У тебя прелестная щелка.
— Какой ты грубый…
— Остановиться?
— Нет. Нет. Давай, погладь меня еще вот так…
— Я хочу тебе сказать, что люблю тебя. Сам знаю, что еще рано говорить.
— Ну что ты, говори. Говори все, что захочешь, Джозеф Стоун.
— Сказать тебе, что у меня проблемы с куннилингусом?
— Правда?
— Да. Никак насытиться не могу.
