– а для того чтобы поддержать компанию, нужен особый талант.
– вот как у нас с тобой, – и они дружно рассмеялись.
Чета рыбакиных на вечеринку не пришла. Толик заменил в карауле заболевшего Москаленко, а его фронтовая подруга, оставшись одна, нашла повод отказаться. Может, и правда у нее голова заболела?
– Ну что вы придираетесь к человеку? Мигрень у нее. – Ирина пыталась сгладить возникшую неловкость.
– Ага, в двадцать лет уже мигрень. – Лена Маркова, как хозяйка, обиделась для приличия, но и без этого она не собиралась так легко соглашаться с внезапными болячками своей товарки.
– Это в любом возрасте может случиться.
– Когда в такую классную компанию приглашают, не может, – поддержал Марков жену, – если только она не крутит шашни с армянами. Видели ее пару раз у часовщиков.
– Миша, так нельзя, это же сплетни. И потом, она – сама часовщик, профессиональный интерес. Она, наверное, на работу хочет устроиться.
– Конечно, профессиональный! – съязвил Марков на последнем слове.
– А по-моему, у Рыбакиных все в порядке. Они хорошо выглядят вместе, всегда улыбаются. Особенно Толик.
– Да, «полковник» – мастак производить хорошее впечатление.
– Может быть, у них любовь такая. Пламенная. Им постоянный стресс нужен.
– Ну вы, Ремизовы, даете!
Всем стало легко и весело. Выпили по одной, по другой рюмашке, что бог послал. Офицерам бог обычно посылает водку, женская часть потребовала себе токайского. Потом вчетвером водили хоровод вокруг праздничного стола, на котором стояла и маленькая елка. Ирина по причине стройной фигуры стала Снегурочкой, Марковы от себя выставили Деда Мороза. Мир в этой комнате был неестественно нормальным, душевным, в нем не осталось нерешенных проблем, а все страхи отодвинулись в далекое, в неопределенное завтра.
У Марковых в семье все выглядело основательным, надежным, они удивительно соответствовали, подходили друг другу, дополняли себя и духовно, и в каком-то смысле материально, в общем, они были именно единым целым.
– Мать, подавай десерт! – Марков под хмельком по-хозяйски вальяжно отдавал распоряжения, предвкушая, как он будет потчевать гостей тортом «Наполеон», по части которого его вторая половина являлась крупным специалистом, как он считал.
– Да, Мишенька, уже бегу, командир мой ненаглядный, зайчик мой солнечный! – Так называемая «мать» и не думала двигаться с места, заглядывала мужу за сползшие на нос очки. – Два моих солнечных зайчика, – и она звонко рассмеялась.
– Мать, ты того, ты что, надо мной смеешься, что ли?
– Это потому что я тебя очень сильно люблю.
Марков слегка оторопел от неожиданного признания, стал маслянистым и пластилиновым, а если на боксерском сленге, то поплыл.
– Ну, Марковы, вы тоже даете, вот это чувства!
– А вы думали! Аленушка, котеночек мой, станцуй им танго. Ты же настоящая Айседора Дункан.
– Миш, танго вдвоем танцуют.
– И Есенин, кроме русского вприсядку, ничего не умел. И очки не носил, – ернически добавил Ремизов.
– Зато какая любовь у них была!
– И чем все это закончилось?
– Чем-чем, вот Есенин следом за своей любовью в Америку и уехал. Тогда с выездом проблем не существовало. Не боялись, что сбежит, а сейчас боятся. Вдруг кто правду рассказывать станет про то, как мы живем?
– А что, разве мы плохо живем? Вот мы с Ириной – очень хорошо.
– И мы хорошо. Лучше всех! – Мишка обхватил свою пухленькую жену и с наслаждением, сочно начал ее целовать. У них это получалось очень вкусно. Ремизовым тоже захотелось, пример оказался заразительным.
– Марковы, а не найдется ли свободной комнаты в вашем бунгало?
– В нашем бунгало, то есть шалаше, место для влюбленных есть всегда. Можете располагаться на соседнем диване.
– А что вы будете делать? – Лена загадочно и томно улыбнулась, как бы размышляя, стоит ли предоставлять этой парочке диван.
– Как что? Заниматься любовью.
– Правда? Как интересно!
– Артем, ну ты что говоришь такое? – Его половина, удивленная таким нахальством, густо покраснела. – Бесстыдник. Уйди, противный.
– О-о. Это самые замечательные слова о любви.
– Миша, у Ремизовых томление страсти.
– Марковы, вы все перепутали. Любовь и страсть – разные вещи. Так вот, любовь – это обожание, когда таешь как свеча, а страсть – это взрыв эмоций.
