О нет, на добродушие это не походило.
Видимо, наступает естественная кома. Майлз сделал последний вдох. Вот удивятся допрашивающие…
Но, к великому изумлению Майлза, он продолжал тяжело дышать. Значит, это не анафилактический шок. Просто еще одна чертова индивидуальная реакция. Он только надеялся, что это не вызовет тех кошмарных галлюцинаций, которые случились после чертова успокоительного, которое ему дал когда-то неопытный доктор. Вдруг Майлзу захотелось кричать. Его зрачки резко дергались в ответ на малейший жест Галена.
Охранник пододвинул Майлзу стул и помог усесться. Майлз благодарно упал на сиденье, сотрясаясь от безудержной дрожи. Ему казалось, что сознание разрывается на части, как ветхая ткань, а потом куски складываются обратно, словно на экране кто-то крутит запись фейерверка сначала в одну, потом в другую сторону. Гален хмуро смотрел на него.
– Опиши процедуры системы безопасности для входа и выхода из барраярского посольства!
Наверняка они уже выжали эту информацию из капитана Галени – значит, просто проверяют действие суперпентотала.
– …действие суперпентотала. – Майлз услышал, как повторяет вслух свои мысли. О дьявол! Он надеялся, что его индивидуальная реакция включает в себя способность не вываливать свои мысли наружу. – …Что за отвратительная картина…
Качая головой, Майлз уставился на пол у своих ног, словно ожидая увидеть там месиво из кровавых кусочков собственного мозга.
Сер Гален шагнул вперед и рывком приподнял ему голову, прошипев сквозь зубы:
– Опиши процедуры системы безопасности для входа и выхода в барраярское посольство!
– Этим занимается сержант Барт, – импульсивно начал Майлз. – Несносный болван! Никакого savoir-faire[3], полнейший солдафон.
Не в силах остановиться, он выдал не только шифры, пароли, места установки сканеров, но и расписание дежурств, свое личное мнение обо всех служащих, в придачу едко раскритиковав недостатки системы безопасности. Одна мысль влекла за собой следующую взрывной цепочкой, наподобие цепочки шутих. И Майлз говорил как заведенный, весело и бессвязно.
Он не только не мог остановиться сам – Гален тоже был бессилен остановить его. Обычно допрашиваемые под суперпентоталом, увлекаемые ассоциациями, отклоняются от предмета, и лишь постоянные подсказки следователя возвращают их к теме. Майлз обнаружил, что проходит через то же самое, только со страшной, небывалой скоростью. Обычных допрашиваемых можно остановить словом, но Майлз замолкал только тогда, когда Гален отвешивал ему несколько тяжелых пощечин. Тогда Майлз сидел некоторое время молча и тяжело дышал.
Пытка не входила в программу допроса под суперпентоталом, потому что счастливо одурманенные жертвы попросту не чувствовали боли. С Майлзом было иначе – боль то приливала, то уходила; то он испытывал сонливость, то мука обжигала его, полностью опустошая разум. К собственному ужасу, он вдруг расплакался. Потом так же неожиданно перестал, глупо икая.
Гален стоял как зачарованный и рассматривал Майлза с явным отвращением.
– Что-то не так, – пробормотал один из охранников. – Он что, нейтрализует действие суперпентотала благодаря какой-то новой обработке?
– Да нет, какая там нейтрализация, – возразил Гален и взглянул на часы. – Он не скрывает информацию. Только дает больше, чем надо. В тысячу раз больше.
Комм настоятельно засигналил.
– Я подойду, – предложил Майлз. – Наверное, это меня.
Майлз вскочил со стула, но колени у него подогнулись, и он повалился лицом в ковер. Жесткий ворс уколол щеку. Двое охранников тут же подняли его и снова усадили на стул. Комната медленно плыла кругами, то в одну, то в другую сторону. На вызов ответил Гален.
– Докладываю. – Из комма раздался собственный решительный голос Майлза в его барраярском воплощении.
Лицо клона показалось Майлзу не таким уж знакомым, как то, которое он каждый день видел в зеркале.
– У него пробор не на ту сторону, – заметил Майлз, ни к кому не обращаясь. – Ах нет…
Все равно никто его не слушал. Майлз начал размышлять об углах падения и отражения, и его мысли со скоростью света отскакивали от зеркальных стен его пустого черепа.