– Вас хоть кормят? – поинтересовался он.
– Два или три раза в день, – ответил Галени. – Тем, что готовят наверху. Похоже, в этом доме живут несколько человек.
– Видимо, это единственный момент, когда можно попытаться бежать.
– Был единственный, – вяло откликнулся Галени.
Был. Стало быть, теперь, после попытки Галени, их охрана будет усилена. Кроме того, Майлз не осмелился бы повторить ее вслед за Галени – побои, перенесенные тем, сделали бы Майлза инвалидом.
Галени уставился на запертую дверь.
– Все-таки небольшое развлечение. Когда дверь открывается, никогда не знаешь, обед это или смерть.
Неужели Галени свыкся с мыслью о смерти? Похоже, что так. Камикадзе чертов! Майлзу прекрасно знакомо такое настроение. Можно даже полюбить кладбищенский настрой, но это злейший враг воли к жизни. Да нет, просто враг, и точка.
Но решимость Майлза не помогла ему найти выход, хотя он все прокручивал и прокручивал в уме разные варианты. Конечно же, Айвен сразу распознает самозванца. Хотя он может отнести любую ошибку клона на то, что Майлз сегодня не в форме. Такие случаи бывали. А если комаррцы четыре дня выкачивали из Галени сведения о посольских процедурах, вполне вероятно, что клон сможет безошибочно выполнять повседневные обязанности Майлза. В конце концов, если это существо действительно клон, оно должно быть не менее сообразительным, чем сам Майлз.
Или не менее глупым… Майлз ухватился за эту спасительную мысль. Если он в своем отчаянном беге по жизни делает ошибку за ошибкой, его клон делает их не меньше. Вопрос только в том, сможет ли кто-то отличить ошибки одного от ошибок другого.
А как насчет дендарийцев? Дендарийцы попали в руки… кого? Каковы планы комаррцев? Что они знают о дендарийцах? И каким образом клон может стать дублем и лорда Форкосигана, и адмирала Нейсмита, когда самому Майлзу с таким трудом дается переход из образа в образ?
А Элли… Если Элли не заметила разницы между ними в заброшенном доме, сможет ли она увидеть ее в постели? Осмелится ли этот грязный человечишка коснуться Куин? Но разве можно представить себе человеческое существо, к какому бы из трех полов оно ни принадлежало, которое отказалось бы порезвиться в постели со столь блестящей и прекрасной женщиной… У Майлза все внутри заледенело, когда он представил себе в деталях, как клон «занимается этим с его Куин» (причем «это» было такое, чего сам Майлз даже не успел попробовать). Он заметил, что мертвой хваткой впился в край скамьи, так что побелели фаланги.
Майлз медленно разжал пальцы. Нет, клон должен избегать близости с теми, кто хорошо знает Майлза, с кем легче всего оступиться. Если, конечно, он не нахальное дерьмецо, вроде того, что Майлз каждый день видит в зеркале, когда бреется. Майлз и Элли только-только стали близки: заметит она разницу или нет? Если она… Стиснув зубы, Майлз заставил себя вернуться к более важным вещам – стратегическому плану происходящего, например.
Клон создан явно не затем, чтобы свести Майлза с ума, – это неизбежно само по себе. Клон выкован как оружие, направленное против Барраяра. Через премьер-министра страны графа Эйрела Форкосигана – против Барраяра, словно они нераздельны, Форкосиган и Барраяр. Майлз тут же представил себе с полдюжины способов использования клона против отца, начиная с относительно мягких и кончая ужасающе жестокими. Он взглянул на Галени, застывшего на скамейке в ожидании минуты, когда его собственный отец покончит с ним. Или, может быть, специально принявшего позу жертвы, чтобы вынудить отца сделать это, доказав… что? И Майлз молча исключил мягкий сценарий из списка возможных.
В конце концов усталость взяла свое, и он заснул на жесткой скамье.
Спал он скверно, несколько раз выныривая из неприятного сна для того, чтобы столкнуться с неприглядной реальностью: холодная, жесткая скамья, затекшее тело, Галени, ворочающийся на противоположной скамейке и поблескивающий глазами – проснулся или дремлет? И Майлз из самозащиты проваливался обратно в мир сновидений. Чувство времени окончательно покинуло его. Когда он в конце концов сел, одеревеневшее тело и водяные часы мочевого пузыря свидетельствовали, что проспал он немало. После того как он сходил в туалет, ополоснул заросшее щетиной лицо и выпил воды, мысли снова нахлынули на него, и сон пропал начисто. Майлз жалел, что с ним нет чудного кошачьего одеяла.
