Ардуин попытался ее мягко отстранить, но женщина как будто приросла к решетке, своим телом загораживая ему вход. Порывшись в своих лохмотьях, она вытащила старый платок и протянула ему.
– Возьмите ради Бога, который всех нас любит. Там немного денег, я продала обеих коз. Меня при этом обобрали до нитки, но это неважно… Возьмите деньги… Мне сказали, что… что вы могли бы… из милосердия… ну, это… чтобы все прошло быстро… ради Христа Спасителя… Ускорьте конец… Я не хотела… я не смогу этого вынести… он же хотел меня защитить… мой Гаспар…
Она зарыдала, исходя соплями, стекающими по лицу до самого рта, и попыталась сунуть Ардуину в руку сверток с деньгами. Серые глаза мэтра Правосудие внимательно разглядывали женщину – ее желто-фиолетовое лицо, синяки, сломанный нос, нищенскую одежду.
По затылку у него пробежал холодок. Нет, здесь и в самом деле было прохладно. Внезапно его коснулось теплое дыхание, как тогда, во сне. Мария. Ему вдруг показалось, что все человеческое отчаяние, вся любовь мира собралась в старом платке, который мать протягивала ему, чтобы уменьшить страдания своего сына.
– Заберите свои деньги. Конец наступит быстро.
– Клянетесь?
– Клянусь. Попрощайтесь с ним и уходите, чтобы я вас больше никогда не видел.
После нескольких попыток ключ наконец провернулся в замочной скважине. Гаспар встал, опутанный цепями, которыми были скованы его лодыжки и запястья.
– Матушка… – пролепетал он. – Я уж думал, что никогда тебя не увижу.
Она бросилась к нему, сжала в объятиях и принялась покрывать его лицо поцелуями, шепча:
– Не беспокойся, не беспокойся… Палач, он справедливый. Очень скоро мы внова встретимся в раю, мой мальчик… Я каждый день буду думать о тебе, а на те су, которые он не взял по своей доброте, закажу мессу за тебя и за него.
– Заканчивайте, – вмешался Ардуин, – и оставьте нас.
Вся в слезах, женщина снова поцеловала своего сына, которому предстояло умереть, а затем повернулась к палачу и торжественно произнесла:
– Я сохраню в памяти серый цвет ваших глаз как самый лучший в моей пропащей жизни.
– А теперь уходите, – мягко ответил Ардуин.
– Но мой мальчик не будет страдать, правда?
– Не будет. Честное слово.
Бросив последний взгляд на своего сына и едва не задохнувшись в рыданиях, зажав себе рот рукой, она исчезла в полумраке подземного коридора. Венель-младший закрыл за ней решетку.
– Он бы ее убил, – подал голос молодой человек, очень молодой. – Я отходил его поленом, чтобы вырвать мать из его поганых лап.
– Я знаю. У нас мало времени, эшафот уже построен. Ты готов?
– Да… Она…
Ардуин приблизился к тому, кого ему предстояло убить из жалости. Красивый подросток, высокий, крепко сбитый, с густыми темными волосами.
– А это будет больно?
– Нет… меньше, чем могло бы быть… Ты готов? Одно слово, и я удалюсь.
– Нет, нет… Прошу вас… убейте меня побыстрее. Моя душа спокойна, я ведь не сделал ничего дурного.
– Брат мой во Христе, прощаешь ли ты меня за то, что я сейчас отниму твою жизнь?
– Да, только побыстрее… сделайте это побыстрее, умоляю… прощаю. Я прощаю вас и благодарю.
Ардуин провел рукой по его лбу, покрытому по́том от ужаса, и прошептал:
– Произнеси свою последнюю молитву, я дам тебе несколько минут. А затем покойся в мире, брат мой.
Гаспар закрыл глаза, в последний раз взывая к Создателю.
Он не заметил резкого стремительного движения, которым обкрутилась вокруг его шеи цепь, сковывающая его запястья. Затем Ардуин дернул изо всех сил. Хруст. Шейные позвонки сломаны. Молодой человек свалился на пол, даже не поняв, что смерть его уже унесла.
Ардуин Венель-младший перекрестился, а затем вышел. Он крикнул охранника, который появился лишь через несколько минут, спотыкаясь на неровном полу. Сухим тоном, в котором сквозило бешенство, палач заявил:
– Руки на себя наложил! Каково, а? Вы хоть иногда обходите камеры? Я пожалуюсь куда нужно и потребую, чтобы мне оплатили хотя бы дорожные расходы. И уверен, они будут удержаны из твоего жалованья.
Обезумев, грубый пьянчуга согнулся в поклоне и запричилал:
– Да ну… да что… Я же трезвый был…
– Это как? После третьего кувшина?
