– Да, сэр, – неохотно согласился дворецкий, окинув взглядом растрепанную шевелюру Питта и его безукоризненно начищенные франтоватые ботинки. Не будь он столь потрясен случившимся с его хозяином, то, очевидно, держался бы с Питтом построже. Но сегодня бедняга был выбит из колеи. – Если вы пройдете в библиотеку, сэр, я справлюсь, сможет ли госпожа принять вас. Сюда, пожалуйста, сэр.
Питт проследовал за ним по красивому мраморному полу холла в библиотеку с дубовыми панелями по одной стене и книжными шкафами по другой. Стена, выходившая в сад, была свободной. Окна до половины закрывали кусты цветущих роз. Питт невольно вспомнил новый дом, в котором уже души не чаяла Шарлотта, его нынешний вид и радостные мечты жены о том, каким он вскоре будет. Вернувшись к действительности, он окинул взглядом ряды нечитаных книг и ковер на полу, столь яркий, словно на него не ступала нога человека. Письменный стол в углу тоже был девственно чист – ни единой пылинки или следов того, что за ним кто-то работал.
Что за человек был этот капитан Уинтроп? Разглядывая комнату, Питт пытался найти в ней хотя бы какой-нибудь отпечаток личности хозяина. Ничего. Но это была все же мужская комната, отделанная в темно-зеленых и густых бордовых тонах с морскими пейзажами на стенах, кожаной мягкой мебелью, большим резным камином и бронзовыми львами на каминной доске с одной стороны и двумя гончими – с другой. На небольшом столике стоял тяжелый графин, на четверть наполненный виски. Питт явственно ощущал, что эта комната приготовлена для мужчины, но не выбрана им самим, согласно собственному вкусу.
Дверь отворилась, и в комнату вошел дворецкий.
– Миссис Уинтроп примет вас, сэр, если вы соизволите пройти в гостиную.
Томас покидал библиотеку с чувством незавершенности своих наблюдений. Он снова проследовал за дворецким через холл в дальний конец дома, в гостиную, длинную комнату окнами на лужайку и розарий. Успел лишь заметить безукоризненные пропорции гостиной, которую немного портили вычурные гардины на окнах и тяжелый камин из белого с серым мрамора.
Вильгельмина Уинтроп была в черном, как и положено неутешной вдове, но почему-то именно этим она несколько напугала Питта, пока он наконец не понял почему.
Она казалась хрупкой, излишне худой женщиной. Ее светлые волосы, собранные в высокую прическу, делали ее шею еще более тонкой. Черное, отделанное кружевным рюшем платье тяжелыми складками ниспадало со стула, на котором она сидела; высокий рюш ворота доходил ей до подбородка, рукава с длинными кружевными манжетами скрывали кисти рук. Это был самый мрачный траурный наряд, который Питт когда-либо видел, и в нем миссис Уинтроп казалась совсем беззащитной. Сначала он решил, что она гораздо моложе, чем он, и ей не более тридцати, но, увидев ее поближе и заметив скорбные линии у рта и морщинки вокруг глаз, понял, что ей около тридцати пяти.
За спинкой ее стула стоял мужчина среднего роста, атлетического сложения, с густыми вьющимися каштановыми волосами, орлиным носом и глубоким южным загаром, какой бывает у людей, живущих в краях, где царит вечное лето.
– Добрый день, миссис Уинтроп, – почтительно сказал Питт. – Позвольте выразить вам мое глубокое соболезнование.
– Благодарю вас, мистер Питт. – Голос у нее был приятный, дикция чистая, однако улыбка была лишь данью вежливости.
Мужчина, стоявший за нею, нахмурился.
– Вас привела сюда причина более серьезная, чем соболезнования, суперинтендант. Я думаю, вы поймете нас, если мы попросим сделать ваш визит как можно более кратким. Моя сестра менее всего способна сегодня принимать кого-либо, сколь бы важными и неотложными эти визиты ни были.
– Барт, пожалуйста, не надо. – Миссис Уинтроп протянула ему руку. – Это мой брат, мистер Питт. Бартоломью Митчелл. Он приехал, чтобы быть рядом со мной в это… страшное время испытаний. Простите его за резковатую манеру, но он встревожен моим состоянием. Он не хотел быть невежливым.
– Разумеется, мэм, я ни в коем случае не стану злоупотреблять вашим временем, – заверил ее Питт.
Он знал, как трудно будет после визита Телмана сделать свой разговор с вдовой приятным и легким, тем более что ничего нового он сообщить не мог, а вынужден был лишь задавать вопросы. А они неизбежно будут мучительны для нее, желающей лишь одного – чтобы ее оставили в покое, наедине с ее горем. Ей предстояло привыкнуть к мысли о смерти мужа. К новой страшной реальности, где ее ждет одинокая жизнь без защиты и поддержки.
