– Я знаю, что сейчас не в самом здравом уме, – продолжил он. – Слишком долго мы торчим на этом корабле, и все сходят с ума, и всем адски страшно. Это понятно. Я понимаю. Но на то и существуют этические рамки. Они указывают путь, когда кругом все мутно.
– По-твоему, я действую неэтично.
– Да. Я тебя люблю, но да, целиком и полностью. – Он виновато скривился.
Элви глубоко вздохнула и выпустила воздух через нос. «Сокол» вокруг тихонько гудел, будто тоже ждал ее ответа.
– Знаю. – Стоило сказать это вслух, ей полегчало. – Я знаю.
– И что будем делать?
Она скрестила руки на груди.
– Помнишь доктора Негил?
– Что-то очень давнее. Преподавала в Калабрасском университете?
– Я в аспирантуре посещала ее семинар по этике. Мы там читали рассказ о прекрасной утопии, где все было замечательно, приятно, просвещенно, хорошо и справедливо и только одному ребенку приходилось жить в бедах и несчастье. Один ребенок в обмен на рай для всех.
– Помню этот рассказ. «Омелас».
– Так вот, тут не то, – сказала Элви. – Я работаю на авторитарного диктатора, в системе, где люди страдают, мучают и убивают друг друга. Я подрываю свою безопасность и безопасность своих сотрудников, передавая результаты политическим противникам моего начальства. Мы здесь бьемся не за прекрасную, милосердную, приятную утопию. Если мы победим, спасенные нами люди будут жить в той же каше из дерьма, бессилия и абсурда.
– Верно.
– В том рассказе ребенка приносили в жертву «качеству жизни». Я жертвую Карой – а я признаю, что это может быть так, – не ради качества. Речь идет о количестве. Если, теряя ее, я не дам свести количество человеческой жизни к нулю? Дешево отделаемся. Если это будет стоить всего, что есть, – все равно выгодная сделка.
Она сумела его пронять. Фаиз повесил голову – уступая не силе тяжести и все-таки уступая.
– Так. Ладно.
– Ты так не можешь? Хорошо, – сказала Элви. – Я устрою тебе транспорт обратно в научный директорат. Твою работу с тем же успехом можно продолжать там.
– Миленькая, ты же знаешь, я не о том.
– Я бы тебя поняла.
– Да, но нет. Я просто хотел убедиться, знаем ли мы, что делаем. Если для нас правильно поступать неправильно – я все равно намерен просыпаться с тобой рядом. Главное дело моей жизни, честно тебе скажу.
Они минуту парили рядом друг с другом, не соприкасаясь.
– Ты бы легла, – предложил Фаиз. – Уже поздно, а мы оба устали.
– Еще немножко, – отказалась Элви. – Надо составить для Трехо доклад по Сан-Эстебану, а Очида ждет материалов для работы по новому плану.
– О, и еще доктор Ли хотел с тобой поговорить. Если найдешь время. По личному делу.
Элви удивилась.
– Вроде бы в группе физиков сложился дисфункциональный любовный треугольник. Им не помешают твои наставления.
– Разыгрываешь, да?
Фаиз развел руками.
– Все совершенные нами чудеса основаны на физиологии приматов. От наших достижений голова идет кругом, но физически мы все те же машины для секса и убийства. Организм не меняется.
– Хорошо. Я к ним загляну. А ты сделай для меня доброе дело.
– На все готов.
– В спасательной капсуле вроде бы обновляли меню. Посмотри, не загрузили ли для камбуза рецепт сааг панир.
– Если да, он будет ждать тебя в каюте.
Он дотянулся до нее, поцеловал и уплыл в коридор. Элви вернулась к снимкам Сан-Эстебана. Теперь ей на месте каждого трупа виделся Фаиз. Или она сама. Или Джеймс Холден. Или Уинстон Дуарте.
Она включила запись.
– Адмирал Трехо, я понимаю, что Сан-Эстебан – очередная внеочередная проблема. Пока я могу предоставить вам только обзор, несколько предположений и план дальнейших работ.
На более или менее пригодный вариант она убила час и копию отправила по второму маршруту: Наоми и подполью. В этом деле они все союзники, даже если сами об этом не знают.
Пока она разобралась с перемещением ресурсов для Очиды, пока обсудила с Харшааном Ли план спасения «Сокола» от жестокой личной драмы, прошло еще два часа. Фаиз уснул в каюте. Ее ждала туба с сааг паниром и груша с бескофеиновым чаем. Поев и напившись, она влезла в спальную сбрую.
Во сне она плавала в море, кишащем акулами, которые готовы были ее убить при первом же поспешном движении.
